Питер Керр - Зима в раю

– Именно так ты и должна была поступить.

– Нет. Мне жаль, но так поступить я не могу, – убежденно сказала Элли.

– И почему же, позволь спросить?

– Потому что… потому что сеньору Феррер это оскорбит, вот почему. Честно говоря, я боюсь, что и так была несколько груба с ней, когда сказала, что больше не разрешу ее собакам спать здесь, и… и она ведь дала нам собачью еду, так как искренне считает, что это ее обязанность. Франсиска не хочет, чтобы мы тратили свои деньги на ее животных. И потом, она же не могла знать, что нам не понравится запах еды.

– Не знала, что нам не понравится запах? Но, Элли, ведь именно из-за дурного запаха старые фермеры у нас в Шотландии держали в сарае плитку, чтобы варить похлебку для свиней. Потому что ни одному идиоту не придет в голову пропитать весь дом вонью от варки всякой дряни прямо на своей собственной кухне.

– Может быть, и так, мистер Всезнайка, но здесь у нас нет сарая с плиткой, так что мне пришлось делать это прямо на своей собственной кухне. Понятно?

– Понятно, Элли. Ладно, я вижу, что твои действия продиктованы лучшими намерениями. Но чтобы это был первый и последний раз. Достаточно того, что проклятые псы еженощно гадили на кухне, но даже тогда пахло не так чудовищно, как сейчас.

– Допустим. Но пожалуйста, не надо думать, будто мне все это нравится больше, чем тебе. И мне кажется, ты забываешь об одной очень важной детали. – Элли посмотрела в окно на casita Ферреров. – Они приехали сюда на все рождественские каникулы, и держу пари, что Франсиска скоро снова появится здесь все с той же собачьей едой.

– Ладно, я всё понял. Есть только один способ положить этому конец, не так ли?

– Питер, так нельзя! – испуганно воскликнула Элли. – Ты не должен обижать Франсиску. Ты же сам говорил: «Когда ты в Риме…» и все такое! Что ж, они привыкли кормить своих собак и кошек такой пищей, и если мы дадим им понять, что не одобряем это или…

– Я знаю, Элли, не нужно ничего говорить. Твои рассуждения достойны похвалы, но бывают такие моменты, когда необходимо занять твердую позицию, когда нужно быть жестким, даже если это может задеть чьи-то чувства. И сейчас как раз один из таких моментов.

– Но ты же не можешь прямо ворваться к ним и демонстративно нанести им обиду?

– Могу, и именно так я и сделаю. Сначала нам пришлось мириться с дерьмом ее собак на кухне, а теперь сеньора хочет, чтобы наш дом провонял запахом этой отвратительной стряпни. Это недопустимо, Элли. Просто недопустимо. Давай иди звони в аэропорт. А я отправляюсь к Феррерам, чтобы сказать им в лицо все, что о них думаю.

В канун Рождества хаос в аэропорту Пальмы вполне предсказуемо достиг апогея. Французские авиадиспетчеры объявили очередную забастовку, как это у них заведено делать в пик сезона, и потому огромные залы прибытия и отправления были набиты невинными жертвами – тысячами возвращающихся из отпусков семей. Ноющие дети и отчаявшиеся родители все вместе ютились на своем багаже, как беспомощные беженцы. Bon voyage [228], как говорят во Франции.

Мы с Элли прокляли всю французскую нацию и направились в кафе в зале отправления местных рейсов. Это кафе, конечно же, не предназначалось для встречающих международные рейсы, но, будучи единственным убежищем во всем сошедшем с ума аэропорту, оно стало спасением для тех счастливчиков, кто знал о его существовании и мог скрыться там от толчеи.

Мы устроились в тихом уголке с кофе и ensaimadas.

– Ну и как прошла твоя встреча с Феррерами? – спросила меня Элли. – Ты так и не рассказал мне, как они отреагировали, услышав, сколь невысокого ты мнения об их отвратительном корме для животных.

– Ну, особо рассказывать нечего. Как я и говорил, главное – занять твердую позицию. Разумные люди всегда будут реагировать на такой подход адекватно – конечно, если только ты сам ведешь себя при этом разумно и справедливо.

– Вот как?

– Да-да, именно так. И не бойся – сеньора Феррер больше не будет снабжать тебя куриными головами и лапами или какими-либо иными сомнительными частями птичьего тела. С этого дня ты будешь получать только дробленый рис.

– Только дробленый рис! Но кто же будет покупать остальную еду для ее питомцев, позволь узнать?

– О, смотри! Это же Джок Бернс – тот самый человек, с которым мне так нужно поговорить.

– Подожди, Питер. Всего одну секунду. Скажи, неужели Франсиска Феррер рассчитывает, что это мы будем…

– Эй, Джок! Сюда! У тебя есть минутка?

Родом Джок Бернс был из той же части Шотландии, что и мы, но он жил на Майорке уже много лет: днем вел тихую, достойную жизнь учителя в одной из местных международных школ, а вечерами зарабатывал средства на свои хобби (Джок увлекался едой, питьем и всем тем, что остров мог предложить для увеселения) в качестве аниматора в одном из отелей. Джок во многих смыслах был необыкновенным персонажем, но сердце у него было доброе, и он не раз оказывал нам помощь – как словом, так и делом.

Я наклонился к жене:

– Извини, что мы не договорили, но не забывай, Чарли через десять дней надо будет приступать к занятиям в здешней школе, и в связи с этим я хотел уточнить у Джока пару-тройку деталей.

Появление Джока в баре, как всегда, переходило всякие границы общепринятого.

– Здор́ово, Педро! – заорал он, плывя к нам между столами, накинув на одно плечо кричащий пиджак в желто-красную клетку и по пути с наигранным тягучим акцентом выкрикивая приветствия совершенно незнакомым и абсолютно ничего не понимавшим людям. Он остановился перед Элли и распахнул объятия.

– О-о-о, й-йес-с-с, малышка Элли! – завопил он. – Что за женщина! Эй, если ты когда-нибудь решишь бросить этого лоботряса, я – твой парень!

Элли съежилась, и потому Джок обернулся ко мне и сжал мои щеки ладонями.

– Педро, золотце мое! – провозгласил он, повышая голос еще на несколько децибел. – Как дела в Голливуде, старик? Скажи, Клинт передал тебе мое сообщение?

Тот факт, что я даже никогда не был в одном с Голливудом полушарии, не имел для Джока никакого значения. Он театрально плюхнулся на сиденье рядом со мной, забросил руки на спинку стула и небрежно оглянулся вокруг в поисках направленных на него восхищенных взглядов. Таковых не обнаружилось.

– Чертов плебс не знает, что такое стиль, – пробормотал он, сбиваясь на свой родной шотландский говор.

Я прочистил горло:

– Я как раз собирался позвонить тебе, Джок. Хотел кое-что обсудить перед тем, как Чарли пойдет в вашу школу.

– Да не переживай, сынок. Я обо всем позабочусь. Ты, главное, проявись со своим отпрыском в первый день нового семестра, чтобы заплатить за обучение. Ах да, я устроил тебе неплохую скидку, чудесную такую скидочку. – Он медленно подмигнул. – Сэкономил тебе капельку денег – сечешь, о чем речь?