Тоти Даль Монте - Голос над миром

Я просматриваю мои дневники и нахожу записи о новых выступлениях в Будапеште, Барселоне, Париже, Лондоне, Осло, Праге, Вене, опять в Лондоне и Будапеште. И, наконец, в… Падуе, где мой концерт состоялся в необъятном зале старинного Палаццо делла Раджоне.

Приятные воспоминания сохранились у меня о повторном выступлении в двух дунайских столицах. Наступило лето, и мне не терпелось вернуться домой, в Барбизанелло, и вновь обнять дочурку, которую я не видела уже целый месяц. Желание поскорее увидеть дочку было столь непреодолимым, что я решила отправиться из Вены в Барбизанелло на… машине. Пятнадцать часов езды, а может и больше, по нелегкой дороге. Подлинное безумие!

Напрасно Монтесанто пытался разубедить меня. Я сказала, что, если он не хочет меня сопровождать, поеду одна. В конце концов он примирился с неизбежностью, и мы тронулись в путь.

Выехали мы рано утром и, словно беззаботные туристы, наслаждались пейзажем. Но после Земмеринга дала себя знать усталость. Монтесанто, видимо, надеялся, что уж теперь-то я соглашусь остановиться на ночь в Клаген-фурте, Виллахе или, на худой конец, в Тарвизио. Но где там! Я уперлась на своем и стоически боролась с нарастающей усталостью. Миновав границу, я почувствовала, что ужасно хочу есть, но все еще не сдавалась. Однако Монтесанто просто умирал от голода и, не переставая, ворчал, получив могучую поддержку в лице шофера и нашего аккомпаниатора.

— Ну хорошо, — согласилась я. — Давайте остановимся в первом же местечке на нашем пути и перекусим. Но учтите, больше никаких остановок до самого Барбизанелло.

Первым таким пунктом оказался Понтебба. Было уже двенадцать часов ночи, и в уснувшем безлюдном городке царила полнейшая тишина.

Добравшись до центра, мы увидели маленький ресторанчик. Через неплотно закрытые ставни пробивался слабый луч света. Мы остановились, вылезли из машины и буквально ворвались в помещение. За большим столом пятеро мужчин играли в карты и грелись у очага.

К нам подошли хозяин ресторанчика и совсем молоденькая служанка. Они были слегка удивлены столь поздним визитом.

— Дайте нам что-нибудь поесть! И поскорее! — воскликнула я притворно строго.

Хозяин ресторана озадаченно воззрился на меня, почесал затылок и пробормотал:

— Но… понимаете… печь давно потухла… Уже поздно… ресторан закрыт. Мне очень жаль… но…

— Да полно вам, — возразил Монтесанто. — Мы не требуем от вас деликатесов, ну, скажем, жареных мозгов и всяких паштетов. Тащите, что у вас есть: какую-нибудь колбасу, сыр, хлеб и вино!.. Поймите, мы зверски проголодались.

— Ну, коль так, садитесь.

Мы уселись за стол, и юная служанка спросонья, буквально валясь с ног, принесла нам вина, хлеба, большущий кусок сыра, нарезанную ломтями ветчину, показавшуюся нам необыкновенно вкусной. Хозяин принялся готовить на тлеющих углях грандиозную яичницу. Игроки отложили карты и стали разглядывать нас с живейшим интересом, обмениваясь вполголоса своими впечатлениями.

— Ну конечно… Ручаюсь, это Тоти… Точно… та самая. Тоти Даль Монте.

Наконец служанка, протягивая мне сыр, отважилась громко спросить:

— Правда, что вы — Тоти Даль Монте?

Я улыбнулась и пригласила всех за наш стол. Весьма смущенные и до неловкости церемонные понтеббцы подсели к нам. И сразу же посыпались вопросы: один слышал меня в Удине, другой — в Триесте, третий — по радио…

Когда мы разделались с яичницей, с фатальной неизбежностью наступил момент раздачи автографов. Из-за отсутствия какой-либо бумаги мы с Монтесанто поставили свои подписи на игральных картах.

За первой бутылкой вина последовала вторая, затем третья, без числа произносились тосты, но в конце концов нам все же пришлось распрощаться с этими простыми, гостеприимными людьми.

Но тут вернулся шофер и объявил, что бензина не хватит даже до Удине.

Двадцать пять лет назад бензоколонки встречались далеко не так часто, как теперь. Хозяин ресторанчика сказал, что в Понтеббе есть бензоколонка, но ее владелец наверняка спит сладким сном. А где живет этот человек, трактирщик не знал. Но нам любой ценой надо было его отыскать и привезти. Один из наших собеседников пообещал «раздобыть» драгоценного хозяина бензоколонки — ему был известен его адрес.

Мы вышли из ресторана, и я стала прогуливаться по узкой улочке, освещенной единственным фонарем. Внезапно из-за угла словно метеор выскочил юноша на велосипеде. Он резко затормозил, увидя меня, и, не успев даже отдышаться, спросил:

— Ради всех святых, скажите, где мне искать Тоти Даль Монте?

— Я и есть Тоти Даль Монте, милый юноша.

— О, синьора! Это настоящее чудо. Возьмите эти альпийские звезды. Я их нарвал вчера специально для вас и хотел отправить в Милан. Это вам на память, а уж вы не откажите в автографе.

Я вынула из сумочки мою фотографию и, приложив ее к стене, в потемках написала несколько ласковых слов.

Тем временем появился владелец бензоколонки, и вскоре, распрощавшись с добродушными жителями Понтеббы, мы продолжали наше путешествие. Лишь к утру, полумертвые от усталости и бессонницы, мы прибыли наконец в Барбизанелло. Я тут же побежала в комнатку, где Мари спала вместе с бонной. Но у меня не хватило духу разбудить дочурку, крепко прижать ее к груди и отнести в мою постель. Я лишь поцеловала темно-каштановую головку моего сокровища, сделала бонне знак молчать и на цыпочках удалилась к себе.

Вспоминая о моих выступлениях в 1935 году, я уже упоминала Осло. Это был очень важный этап в моей артистической карьере. Именно здесь, в живописной столице Норвегии, я впервые спела партию Виолетты в «Травиате».

Этот столь человечный образ страдающей женщины — трагическая история любви, растрогавшая весь мир, — не мог оставить меня равнодушной. Излишне и говорить, что я готовилась к своему первому выступлению с особой тщательностью и огромным воодушевлением. Я старательно изучила партитуру под руководством маэстро Калузио, первого помощника Тосканини, и в музыкальном отношении чувствовала себя вполне уверенно.

Но перед отъездом в Осло я решила подвергнуть себя еще одному трудному испытанию. Мне хотелось услышать отзыв о моей игре кого-нибудь из крупных драматических актеров.

В эти дни в Милан приехал Эрмете Цаккони, этот подлинный мастер сцены. Он сразу же согласился послушать меня и пришел ко мне на виа Куадронно.

Пропустив более легкое и требующее лишь известной сценической техники первое действие, мы начали со второго, где Виолетта почти мгновенно переходит от высшего драматизма к полной растерянности и ужасу.

Я пела, полагаясь на свою интуицию, и в каждой фразе стремилась передать разнообразные чувства героини. Когда я кончила, Цаккони, пристально следивший за каждым моим жестом, сказал лишь: