Коллектив авторов - Андрей Первозванный – апостол для Запада и Востока

Почему та группа христиан, которая, согласно Деяниям Апостолов, имела обыкновение появляться вместе в притворе Соломоновом (Деян 3:11; 5:12), названа тем же самым словом, что и впоследствии появившаяся община? Что, в их понимании, у них было общего? Общим у них было некое единое основание жизни, определенное основание жизни, то есть Иисус Христос. Таким образом, koinonia прежде всего означает существующую реальность, Христа, которой обладают сообща признающие ее люди. Поэтому она прежде всего имеет онтологическую значимость, иными словами, подразумевает нечто, что интересует и вовлекает бытие человека, становящегося новым творением, существом, которым обладает явленная Тайна, и поэтому в единстве бытия с другими людьми, призванными к божественному избранию.

Исследователь Библии Ринальдо Фабрис отмечает: «во времена Иисуса существуют и те, кто в Талмуде называется talmidim: ученики, которые посещали учителя, ведя совместную жизнь, чтобы внимать ему и следовать его традиционному толкованию и применению Закона. Но ученики Иисуса собирались вокруг Него не только для изучения Закона, но и для того, чтобы разделить Его миссию, устанавливая особенные отношения с Его личностью. Кроме того, перспектива тех, кто следует за Ним, заключается не в том, чтобы сделать карьеру учителя, перейти из учеников в «мудрецы», hakamîm, или учители. Отношение учитель-ученик в случае Иисуса постоянно, а соотношение роли учитель-ученик необходимо лишь для того, чтобы подчеркнуть необратимую солидарность их судьбы: «Ученик не выше учителя, и слуга не выше господина своего…» (Мф 10:24; ср. Ин 13:16)» [90]. Папа Бенедикт XVI в своей книге «Иисус из Назарета» также подчеркивает, что

на всех этапах деятельности Иисуса, оставалась очевидной тесная связь между Иисусом и «нами» новой семьи, которую Он собирает Своей вестью и Своими деяниями. Было также ясно, что это «мы», согласно своей принципиальной постановке, понимается как универсальное: и основывается уже не на генеалогии, а на общении с Иисусом, который есть, Он Сам, живая Тора (Torah) Бога [91].

Согласно Оскару Куллману, апостол «являясь свидетелем, находится в прямых отношениях с Господом. Единственное достоинство апостола заключается в том, что он получил непосредственное откровение (apokalipsis). Однако это относится не только к богословскому пониманию истории спасения, но и к фактам как таковым, образующим эту историю, <���…> Для Двенадцати речь идет о том, чтобы свидетельствовать о событиях, произошедших, когда воплотившийся Иисус “пребывал и общался с ними” (Деян 1:21)» [92].

Таким образом, мы можем сделать некоторые выводы из этого размышления об апостольском призвании, которые просветили бы реальность современной церкви, все еще разделяемой многочисленными проявлениями непонимания. Единство, которое рождается в общине верующих, предшествует возникающим в ней разделениям: это удивительное и потрясающее явление, следствия которого заранее невозможно представить. Апостольство церкви, прежде всего, понимается исходя не из исторического преемства ее иерархии, оно непрестанно предлагается в спасительной встрече с Господом, которая происходит вновь и вновь каждый день в самых разных исторических условиях. Петр и Андрей становятся апостолами не путем официального назначения или принятия на себя должности, а благодаря готовности к встрече, которая перестраивает всё их существование, начиная с самой банальной и непосредственной повседневности. Созерцание иконы братского объятия должно вновь привести нас к евангельской свежести представленного на ней события.

Призвание – это не заслуга или завоевание, объясняемое личностью или поступками апостолов: это чистая тайна избрания, безусловного предпочтения со стороны Господа. Евангелие от Марка очень точно подчеркивает это: «Потом взошел на гору, и позвал к Себе, кого Сам хотел; и пришли к Нему. И поставил из них двенадцать, чтобы с Ним были, и чтобы посылать их на проповедь, и чтобы они имели власть исцелять от болезней и изгонять бесов» (Мк 3:13–14). «Кого Сам хотел» – это онтологическая основа, фактор, образующий христианское призвание как определенную задачу в мире. Во главе всего стоит избрание, выбор, сделанный Христом. Слово «избрание» устанавливает границу, порог, между небытием и бытием. Бытие расцветает из небытия как выбор, как избрание: не существует иного условия, которое можно было бы предложить, не существует иной мыслимой предпосылки. Такой выбор, такое избрание – это чистая свобода Тайны Бога в действии, абсолютная свобода выражающей себя Тайны.

Заново открыть призвание означает также заново открыть природу христианского общения, koinonia . Оно тоже показывает динамику свободы, это не нужда, а безвозмездное событие. Если встреча со Христом – это тайна избрания, то единство, порождаемое ею, является даром примирения, сложения человеческого разнообразия в совершенно новом измерении. Объятие двух братьев – Андрея и Симона – является свидетельством этой новизны: не кровное родство толкает их в объятия друг к другу, а сознание нового начала их существования, которое связывает их так, как ничто другое, пережитое ими ранее. Они никогда не обнимали так друг друга, это не было каким-то привычным и необходимым жестом, это встреча во Христе, примирение в новой семье.

История разделений между христианами показывает, насколько трудно примирить то, что кажется близким: много ли католиков и православных в состоянии подробно перечислить те различия, которые препятствуют полному общению церквей, именуемых «сестрами»? И все же подобное разделение в различных обстоятельствах возникает и сегодня, несмотря на четкое осознание его неуместности. Папа Павел VI в одном выступлении по случаю 400-летия римской Греческой коллегии отмечал:

Необходимо питать чувство единства Церкви в особом разнообразии различных церковных выражений. Это чувство означает иметь ясное сознание всего того, что существует в частях и правильного размещения частей в целом; означает понимать, что такое объединение и каковы законы, его регулирующие; иными словами, обязательство взаимной солидарности; иными словами непрестанная взаимопомощь, что значит, очевидно, искреннее уважение и должная защита законного разнообразия. Следовательно, необходимо видеть и понимать, каким образом существенное и конституциональное единство Церкви стройно складывается с упомянутыми церковными проявлениями, пытаясь проникнуть в суть тайны Церкви [93].

Необходимость единства утверждается всеми, но это не приводит к действительному преодолению разделений. Впрочем, это потребность, которая лежит в основе всего выражения жизни человека, относится к определению «я». Высшим идеалом любой человеческой революции была всеобщность: сделать из всего человечества единое целое. Высшим идеалом любой великой философии также было единство между всеми людьми: единство, где каждый оставался бы самим собой и в то же самое время одним целым с другими. Но ни одна философия никогда точно не могла представить это, и никакая революция никогда не смогла это реализовать: и в итоге отчаяние разрушает революционный идеал, поскольку он оказывается недостижимым. В церкви обнаруживается такая же динамика: экуменизм – это стремление к единству, это не революция или реформа, которую необходимо осуществить, это чудо, благодать События, которое начинается заново каждый день, как утро Пасхи, как та встреча, которая заставила апостолов заключить друг друга в объятия и посмотреть друг на друга по-новому.