М Стрешинский - Генерал Симоняк

- Как у вас с пополнением? Познакомились? - спрашивал между тем Симоняк.

- Осваиваем.

- Надо торопиться. Война не ждет.

Меньшов уловил намек на то, что передышка подходит к концу.

И действительно, Военный совет фронта уже разрабатывал план нового удара по врагу. Продвижение наших войск у Синявина застопорилось. Противник успел подтянуть туда свежие силы. Командование решило, что целесообразнее начать наступление на участке 55-й армии, из района Колпина ударить на Красный Бор и далее на Тосно, перерезать дороги, которые связывают неприятельскую мгинско-синявинскую группировку с основными силами 18-й армии.

Симоняк, положив трубку, подозвал шофера.

- Машина на ходу? - спросил он. - Заправлена?

- А далеко ли ехать?

- В Рыбацкое.

- На старые места, - заметил Говгаленко.

- Еще один выговор зарабатывать, - мрачновато пошутил Симоняк, вспомнив неприятный разговор в штабе 55-й армии после боев у реки Тосны.

- До этого, думается, не дойдет.

- На войне, Иван Ерофеевич, всякое бывает.

6

Перед рассветом наблюдатели увидели неподалеку от первой траншеи человека. Он шел, проваливаясь в снег, с поднятыми руками.

- Перебежчик, - догадались солдаты.

Это был испанец. Молодой, черноглазый, он широко улыбался, открывая белые зубы. Перебежчик не знал ни одного слова по-русски, но часто повторял: Камрадо, Республика, Интернационал. И его поняли: этот улыбающийся парень радуется, что вырвался от тех, кто обманывал его, кого он ненавидел.

Перебежчик принес с собой гитару. Сержант показал на нее. Испанец охотно начал перебирать струны, и в землянке зазвучала мелодия марша испанских республиканцев.

- Прощевай, камрадо, - напутствовал испанца, которого отправляли в штаб полка, сержант. - Ты-то в живых останешься, а вот за остальных, которые там, не ручаюсь...

Сержант думал о близких боях. По ночам на наших позициях скрытно устанавливали пушки, оборудовали наблюдательные пункты. В светлое время этого нельзя было делать. Местность перед Красным Бором лежала совершенно открытая, она походила на громадный ровный стол. Лишь в разных направлениях пересекали ее глубокие траншеи и ходы сообщения.

Красный Бор! Противотанковый ров! Сколько крови уже было пролито на этих равнинных местах. В августе сорок первого года тут остановили прорвавшиеся фашистские войска. Ижорский рабочий батальон грудью встал на защиту родного Колпина. И с тех пор жестокие бои вспыхивали здесь не раз. И в первую блокадную зиму, и летом сорок второго года, когда удалось несколько потеснить немцев, выбить их из Путролова, Ям-Ижоры. Теперь приближался час нового штурма красноборского узла сопротивления.

Испанского солдата с гитарой переправили на машине из-под Колпина в Рыбацкое. Он появился кстати. Перебежчика допросили в разведотделе и отправили к члену Военного совета Романову. Того интересовали причины, побудившие солдата на столь решительный шаг.

- Я давно подумывал, - объяснил испанец. - С фашистами мне не по дороге. Что я для них? Они всех ненавидят: и русских, и испанцев.

- Поздно вы это поняли, - заметил Романов. Перебежчик озадаченно посмотрел на генерала.

- Я не фашист, - сказал он.

Когда Романов предложил выступить ему по радио, рассказать о том, как его встретили русские, испанец сразу согласился:

- Могу. Всех позову сюда.

Открылась дверь, и на пороге выросла фигура Симоняка. За ним стоял Говгаленко. Романов обрадовался их появлению и окончил разговор с перебежчиком.

- Ты всё такой же, гвардии генерал, - сказал он комдиву. - Именинник, а выглядишь - туча тучей.

- И ты прежний. Безоблачен, как майский денек на Кубани.

- За дивизию радуюсь.

Романов забрасывал своих гостей вопросами:

- Кого на двести семидесятый полк поставили?

- Афанасьева. Помнишь, из инженерной академии. На Ханко стажировался.

- Потянет?

- Подходит по всем статьям. Летами молод, а умом созрел. И смелости ему не занимать.

- В батьку пошел, - добавил усатый Говгаленко.

Отец Афанасьева, это знал и Романов, был военным моряком, соратником героя первой русской революции лейтенанта Шмидта. Сын унаследовал от отца его отвагу, верность революционному долгу. И только в одном разошелся с отцом стал не моряком, а военным инженером.

На Ханко и в последующих боях Афанасьев зарекомендовал себя с наилучшей стороны и как командир стрелкового батальона, и как дивизионный инженер.

- А что это был за тип с гитарой? - поинтересовался Симоняк.

- Испанский солдат из Голубой дивизии.

Романов передал содержание их разговора.

- Все они задним умом сильны, - недоверчиво проговорил Симоняк. - Попадут к нам и начинают лопотать: Гитлер капут, Я не я, и лошадь не моя.

- Этот сам перешел. И пожалуй, говорит правду, что многие солдаты Голубой дивизии не прочь воткнуть штыки в землю.

Симоняк кое-что уже слышал об этой дивизии. Испанский диктатор Франко направил ее на Восточный фронт в знак своей преданности Гитлеру. Командовал дивизией приближенный Франко - генерал Ифантес. Некоторое время испанцев держали в тылу, но когда с резервами у немцев стало туго, передвинули на передний край. Голубая дивизия обороняла Красный Бор, который гвардейцы должны были штурмовать.

- Посмотрим, как они воюют, - произнес Симоняк. - Ждать недолго. Сроки даже слишком жесткие.

- Не подумай и заикаться об этом.

Романов рассказал о совещании у командующего фронтом. Обсуждался вопрос о красноборской операции. Командующий 55-й армией генерал Свиридов высказал опасение: удастся ли за такой короткий срок перебросить под Колпино войска, всё подготовить...

Говоров пристально посмотрел на Свиридова. Коротко остриженные усы сердито вздрогнули.

У вас всё? - спросил он. - Так вот: откладывать не будем. Промедление в подобном случае недопустимо. Только поможем врагу собрать силы.

Свиридову, как студенту, - всегда одних суток не хватает, - иронически вставил Жданов.

Романов, закончив рассказ, добавил:

- Так что, Николай Павлович, никаких отсрочек не жди.

- Слушаюсь, товарищ член Военного совета.

В вечерней полумгле роты вытянулись на обочине дороги. Скрипел снег, раздавались команды, погромыхивали котелки. Капитан Зверев, легкий на ногу, нетерпеливый, озабоченно обходил строй.

- Всё взяли? - спрашивал он у Бойко. - Ничего не забыли?

Тот успокоил комбата: люди на месте, оружие в порядке, имущество погружено.

Андрей Максимович был старше Зверева на десять лет, выглядел солидно, казался даже несколько мешковатым. Числился старшиной, но по-прежнему командовал первой ротой. Комбат просил Кожевникова никем Бойко не заменять. Лучшего ротного ему не надо.

- Не офицер он, - проворчал Яков Иванович. - Образования военного нет.