Жан Батист Баронян - Артюр Рембо

Вернувшийся вскоре Изамбар, увидев Артюра живым и здоровым, одновременно и удивился, и испытал облегчение, но при этом был крайне недоволен его поведением, за которое сделал ему выговор. Эта история была ему тем более неприятна, что сам он натерпелся от госпожи Рембо, которая продолжала твёрдо верить в то, что оба они одного поля ягоды. Теперь она потребовала, чтобы её «плутишка», как называла сына в письмах, был передан жандармам и доставлен под конвоем в Шарлевиль! Она считала, что без этого никак не обойтись. В итоге Изамбар с ней согласился. В сущности, он сам был не прочь оказаться подальше от выходок этого непоседливого ученика.

Доставленный в Шарлевиль под надёжной охраной, Артюр скрепя сердце вынужден был воссоединиться с семьёй. Он догадывался, что его ждут суровые и скучные будни, что жизнь под присмотром матери станет для него непрерывным испытанием. Госпожа Рембо и без того была в скверном настроении, так как не получала известий от своего старшего сына Фредерика, который, по примеру отца, выбрал опасную профессию военного. Соседи доложили ей, что полк, к которому он был приписан, якобы отбыл в Лотарингию или в Эльзас.

Артюра немного утешала дружба с Эрнестом Делаэ. При всякой возможности он обычно шёл к нему в Мезьер, или они уходили вдвоём в Лес Любви, где росли старые липы. А в это самое время город был в смятении, на всех перекрёстках возводили баррикады и укрепления. Друзья говорили о войне, о поражениях французской армии под Седаном и Мецом, о бомбах, ядрах и снарядах, которые, по слухам, непрерывно носились над Страсбуром, об осаде Парижа, тревожные отзвуки которой доходили до Арденн в самом отрывочном виде.

Они полагали, что парижане не смогут отступать дальше Булонского и Медонского лесов, дальше Сен-Клу, Версаля, Венсена, Виль-д-Эвре, Шарантона и берегов Марны. Внутри городских стен дворцовые парки якобы уже превращены в военные лагеря и артиллерийские позиции, а на Марсовом поле протянулись «длинные ряды дощатых бараков для размещения солдат» {23} 23 Gautier Théophile. Tableaux de siège. Paris, Charpentier, 1871. . Бараки выстроены и за хорами собора Парижской Богоматери.

В конце октября Рембо и Делаэ вошли в контакт с сотрудниками редакции новой республиканской («политической, литературной, сельскохозяйственной и промышленной») газеты «Прогресс Арденн», которая намеревалась составить конкуренцию слишком консервативному «Арденнскому курьеру», основанному в 1833 году. Приятели изъявили готовность предложить редакции нового издания свои услуги. Его основатель Эмиль Жакоби, человек радикальных взглядов, уроженец департамента Жер, был знаменитостью Шарлевиля. Он опубликовал трактат по математике и владел фотоателье с большой клиентурой. Как раз в этом ателье Артюр и его брат Фредерик вдвоём фотографировались в день их первого причастия.

Жакоби сердечно принял Рембо и Делаэ, дал им понять, что он призовёт их, если когда-нибудь его газета получит широкий круг читателей. Всё, дескать, будет зависеть от политической ситуации… Пока же он расположен напечатать «Спящего в долине», сельский сонет, в котором Артюр описывает лежащего в траве молодого солдата, и содержание которого ему представляется в данное время актуальным:

Обстановка в департаменте оставалась тревожной, и сильные холода, установившиеся с началом зимы, положения не улучшили. 2 ноября Артюр в письме Изамбару жаловался на свою пассивность и бездеятельность и называл себя существом «без сердца»:

«<���…> Я умираю, разлагаюсь в нелепости, никчёмности существования. Что поделать, я чудовищно упорствую в поклонении вольной воле и многому такому, что “вызывает сожаление”, не так ли! — И вот, я остался! Я остался! — много раз мне хотелось снова уйти. — Шляпу, плащ, руки в карманы и — в дорогу! Но я останусь, я останусь. Я этого не обещал. Но я поступлю так, чтобы заслужить ваше доверие — так вы мне сказали. И я его заслужу. Я не могу сейчас сильнее, чем прошлый раз, выразить признательность, которую к вам испытываю. Я вам это докажу. Если потребуется что-то сделать для вас, я умру ради этого — даю вам слово — мне ещё есть много чего сказать вам…» {25} 25 Rimbaud Arthur. Correspondance. Op. cit.

Ниже подписи он сделал приписку:

«Война: — Мезьер не осаждают. Когда начнётся? Об этом ничего не известно — <���…> То здесь, то там — вольные стрелки — отвратительная чесотка идиотизма, таков дух населения. То ли ещё будет. Это развращает» {26} 26 Ibid. .

Что ещё утешало Артюра, так это муниципальная библиотека Шарлевиля. Он туда часто наведывался и просил у старого библиотекаря Жана Батиста Юбера, человека раздражительного и непредсказуемого, книги, которых не нашёл в квартире Изамбара или за неимением денег не смог купить в магазине Проспера Летелье. Он внимательно вчитывался в тексты Жана Жака Руссо, Гельвеция, Гольбаха, Прудона, словом, бунтовщиков, строптивцев, на стоящих вольных стрелков, восстававших против религии, общепринятой морали, воспитания, властей, денег…

В тишине читального зала, где никогда не было много посетителей, он и сочинял — по большей части стихотворения, выражавшие болезненную горечь бытия, тревоги, неутолённые эротические фантазии, пароксизмы гнева и ненависти. Одни из них были написаны под более или менее определённым влиянием парнасцев («Голова фавна»), другие — вполне самобытны с присущими только автору словами, выражениями, метафорами, неологизмами, находками, такими, например, как «шаровидные пальцы», «темя, прикрытое сварливыми волнами», «яркое солнце придавало коже атласный блеск», «гроздья миндалин», «чернильные цветы, плюющиеся запятыми пыльцы», «чаши на корточках». Были ещё черновики, наброски, которые он выбрасывал, добиваясь безупречности своих рукописей.

Тридцатого декабря 1870 года немцы начали бомбардировать Мезьер. Город со своими высокими серыми стенами и грозными выступами цитадели превратился в укреплённый лагерь, из которого было невозможно выйти. Непрерывно шёл снег, и картина была феерическая. Всполохи огня смешивались с битым кирпичом, землёй, и невозможно было понять, что же падает с неба.