Ольга Елисеева - Екатерина Дашкова

Дашкова описала в мемуарах, каково было от чужих людей узнать о свадьбе Павла. Как-то, выходя от государыни, она встретила одного из вельмож, который сказал ей: «Я получил письмо из Киева, в котором мне пишут, что ваш сын женился». Знакомый хотел поздравить княгиню, но увидел, что она бледна, как мел.

«Я чуть не упала в обморок, — вспоминала Дашкова, — но собралась с силами и спросила имя невесты. Он мне назвал фамилию Алферовой… У меня сделалась нервная лихорадка, и в течение нескольких дней мое горе было столь велико, что я могла только плакать. Я сравнивала поступок сына с поведением моего мужа относительно своей матери… Я предполагала, что заслужила больше своей свекрови дружбу и уважение своих детей и что мой сын посоветуется со мной, предпринимая столь важный для нашего общего счастья шаг, как женитьба. Два месяца спустя я получила письмо, в котором он просил у меня разрешения жениться на этой особе, тогда как весь Петербург уже знал о его нелепой свадьбе и обсуждал ее на всех перекрестках» {790} 790 Дашкова Е.Р. Записки. 1743–1810. Л., 1985. С. 165–166. .

То, что мать разузнала об «этой особе», способно было бросить в дрожь и менее впечатлительную женщину: «Невеста не отличалась ни красотой, ни умом, ни воспитанием. Ее отец был в молодости приказчиком и впоследствии служил в таможне, где сильно воровал».

Окружающие пытались успокоить княгиню и склонить к примирению с сыном. Не тут-то было. Командир Павла Михайловича пробовал заступиться за молодых. «Одновременно с его письмом я получила и послание от фельдмаршала графа Румянцева, в котором он говорил мне о предрассудках, касающихся знатности рода». Это еще больше распалило Екатерину Романовну. «Я ответила ему в насмешливом тоне… что в числе безумных идей, внедренных в моей голове, никогда не существовало слишком высокого мнения о знатности рождения». Это, как мы знаем, неправда.

«Сыну своему я написала… “Я знаю, что Вы уже женаты несколько времени; знаю также, что моя свекровь не более меня была достойна иметь друга в почтительном сыне”». Ларчик, между тем, открывался просто, но мелодия его замка была очень печальной. Несмотря на все жертвы, которые княгиня принесла во имя воспитания детей, ее своенравный характер вызывал у сына страх. Никак не дружбу. Он решил жениться по любви. Но, сделав выбор, не нашел в себе мужества открыто объявить об этом матери.

Не один Румянцев пытался примирить княгиню с сыном. Гавриил Романович Державин, в тот момент еще дружественно настроенный к Дашковой, обратился к ней в стихах:

Совет был неисполним. Для княгини разверзлось небо.

Часто повторяют: такую ли невестку хотела видеть Екатерина Романовна? Не задаваясь вопросом: а хотела ли видеть вообще? Нет сведений о том, чтобы Дашкова подыскивала Павлу партию, хотя в ее нынешнем, высоком положении она могла рассчитывать на самые выгодные варианты.

Долгие годы в поступке молодого человека видят лишь слабоволие: не известил мать. А на происходящее смотрят сквозь призму богато выплеснутых в мемуарах эмоций княгини: «У меня открылась нервная лихорадка… С той минуты, как я поняла, что покинута своими детьми, жизнь стала для меня тяжелым бременем» {791} 791 Там же. С. 167. .

Но была и хозяйственная составляющая. Если вернуть в картину этот кусочек смальты, поступок Павла приобретает иное звучание.

К зиме 1783/84 года, когда Павел получил двухмесячный отпуск из армии и приехал в Петербург, относится сообщение в мемуарах: «Я ему передала актом, скрепленным ее величеством, состояние его отца, оставив себе небольшую часть его… Он получил больше, чем отец его оставил мне и обоим детям, и у него не было ни копейки долгу, так что… я недурно справилась с задачей опекунши и управительницы всех имений» {792} 792 Там же. С. 156. .

На самом деле в конце 1783 года княгиня обратилась с письмом в Сенат, прося оформить на ее имя право собственности — так называемой дачи — на земли, оставшиеся после смерти супруга М.И. Дашкова, поскольку ее сын служит в армии полковником и находится у матери в опеке. В мае следующего, 1784 года Павел достиг бы совершеннолетия, которое по законам того времени наступало не в 18, как сейчас, а в 21 год. К нему должны были перейти владения отца. Вдова, согласно законодательству, имела право на 1/ 7имущества покойного мужа. Дашкова заблаговременно обратилась в Сенат, сообщив, что принесла в приданое 13 тысяч рублей, погасила долги покойного супруга и заплатила за него проценты, кроме того, она купила новые деревни и обеспечила воспитание детей {793} 793 Тычинина Л.В. Великая россиянка. М., 2002. С. 177. .

Сенат решил дело в пользу Дашковой. В результате в мае 1784 года Павел не вступил во владение наследством отца, дачи уже были оформлены на мать. Но взрослого сына следовало выделить, хотя бы юридически. Поэтому в феврале 1785 года княгиня подала на имя императрицы просьбу о разделе. Екатерина II утвердила прошение. За княгиней осталось 2535 душ. Сын получил 4133 души {794} 794 Там же. С. 189–190. . Если бы в отношении наследства с Павлом поступили по закону, а не по определению Сената, он приобрел бы 5716 душ, а мать только 952. Разница для молодого князя составляла более полутора тысяч. В те времена 300 крепостных считались средним состоянием.

Теперь главный вопрос: получил ли молодой князь Дашков до женитьбы выделенную долю? Сведений, подтверждающих это, нет. Зато известен случай: в конце 1786 года Павел задолжал в Киеве 1200 рублей, которые за него заплатил Потемкин {795} 795 Гарновский М.А. Записки // Русская старина. 1876. Т. XV. № 1.С. 26. . Значит, молодой князь все еще не располагал собственными деньгами.

Дашков служил вдали от дома. И делал долги. Кроме того, он оказался горяч, встревал в дуэли. Некоторые удалось замять при участии императрицы и Потемкина. Но в декабре 1786 года Павел Михайлович влип не на шутку. 9-го числа английское посольство давало бал. Офицер Преображенского полка Петр Иванович Иевлев устроил ссору с молодым князем и вызвал его на дуэль. Узнав о деле, императрица приказала командиру полка запретить Иевлеву драться {796} 796 РГАДА. Ф 5.4. II. Л. 84 об. .

«Между тем узнала о сем княгиня Катерина Романовна, — сообщал управляющий петербургскими имениями Потемкина Михаил Гарновский. — Зная нрав сей штатс-дамы, легко вы можете себе вообразить положение ее… Находясь в отчаянии, написала она к Александру Матвеевичу (Дмитриеву-Мамонову, тогдашнему фавориту. — О. Е.) письмо, …что для спасения жизни сыновней не пощадит она собственной своей и готова сама биться с Иевлевым на шпагах» {797} 797 Гарновский М.А. Указ. соч. № 2. С. 491. .