Станислав Сапрыкин - Сталинские соколы. Возмездие с небес

– Попадите к большевикам в плен и сами удостоитесь такой чести – отвечал я, смеясь. Но смех мой состоял не только из радости. Все это время я был обеспокоен судьбой любимой женщины, пытаясь скрывать свои чувства.

Наконец, к середине апреля, меня допустили к полетам, закрепив потрепанный «Фридрих», и я начал восстанавливать навыки. Самолет был старый, не чета потерянному под Ишунью, но выбирать не приходилось.

В апреле эскадрилья, оставшаяся в Сарабузе, активных действий не вела. Русские блокировали проход на Керченский полуостров и удерживали Севастополь, но в центральную часть Крыма не совались. Мы могли отдыхать, наслаждаясь ранним цветением, и ловя простыней окуня в Салгире, из других развлечений – посещали Симферополь или по-новому – Готенбург – пыльный провинциальный городок в центре Крыма. Мирная жизнь в городе, полгода как захваченном у русских, постепенно восстанавливалась, работал театр, несколько ресторанов. Местные жители – в основном женщины, дети и мужчины непризывного возраста относились к нам с опаской. Их основным занятием стало обслуживание оккупационных властей. Горемыки, кто не получал работу, были заняты добычей пропитания, часто обменивая свой скарб, семейные ценности и домашнюю утварь на продукты. Теперь я немного понимал по-русски, и мне было интересно слушать, что говорят жители между собой. Иногда, приметив вдалеке женщину, я всматривался, не увижу ли очертания знакомой фигуры. В такие моменты секундного помутнения сердце начинало больно биться в груди, но потом я брал себя в руки, понимая, что среди этих русских фрау, непременно укутанных в платки и несущих свои пожитки в холщевых мешках, не может быть моей Анны.

Потеплело, погода стала полностью летной. 1 мая нам зачитали поздравление фюрера с «Днем национального труда», после чего сообщили о скором начале операции по выкуриванию русских из Крыма. Нам также сообщили, что участвовать в начальной фазе «Охоты на дроф» мы не будем, а вылетим на соединение с остальной частью третьей группы возвращающейся в Россию. В Крым стянуты свежие силы авиации.

5 мая, до отбытия из Крыма, мне все же удалось слетать на «свободную охоту» над Керченским полуостровом для защиты наших позиций, разворачивающихся перед наступлением. Прошло больше месяца с моего возвращения и многие неприятные моменты недавней прошлой жизни забыты. Я не могу забыть только Анну. Признаться, я расстроен, что нас выводят из Крыма, я надеялся участвовать в штурме Севастополя, но пока нет ни единого шанса остаться в Сарабузе.

Поднялись двумя звеньями в 9 утра. В воздухе стояла дымка, предвещавшая дождь, собирается кучевая облачность.

Только теперь, в третьем боевом вылете, находясь несколько лет в авиации, я понял все удовольствие от полета, когда послушный тебе самолет – чудо инженерной мысли, готов выполнить любой задуманный маневр. Легкая вибрация, стрелки приборов, пропасть внизу и бескрайний, в прямом смысле этого слова, океан воздуха.

Патрулируем над нашими передовыми позициями. Когда стало казаться, что противник не поднимет самолеты, из-за линии фронта вышла группа истребителей, идущих на высоте два километра вдоль береговой линии. Мы пошли на встречу, заняв превышение. Я успел рассмотреть смешанный состав неприятеля, состоящий из звена ЛаГГов и И-16. Моей задачей было прикрытие своего нового ведущего Гюнтера Ханнака, и пока лидеры пар расправлялись с русскими истребителями в активную фазу боя, я, как и остальные ведомые, не вмешивался, оставаясь наверху. С земли поступил сигнал о приближении бомбардировщиков. Сориентировавшись по наводке в сектор, где были замечены русские, я действительно заметил несколько низколетящих целей – это были одномоторные одноместные самолеты, с бронированными кабинами, прозванные «бетонными бомбардировщиками».

Это была моя первая встреча с Ил-2. Свой долг перед русскими как врач я выполнил, но война продолжается, победа не достигнута, осталось выполнить долг германского офицера.

Все произошло так быстро, что потом, сколько раз я не пытался вспомнить подробности боя, ничего не получалось. Выпучив глаза, я пошел сверху на один бомбардировщик и, выйдя на дистанцию огня, дал залп из всего оружия. Вначале мне показалось, что с противником ничего не произошло, затем я увидел, как Ил освобождается от боеприпасов и с креном уходит вниз. Неужели сбил! Я почти догнал русского в тот момент, когда летчик покинул поврежденную машину. Чтобы не ударить его крылом я резко ушел влево. Заметив еще один бомбардировщики, я зашел с задней полусферы и, используя преимущество в скорости, на сближении открыл огонь. На этот раз как в замедленном кино я мог увидеть, как разрушается его хвостовое оперение и русский камнем идет к земле.

Мы собрались. Результаты боя были ошеломляющие. Всего было уничтожено до двенадцати русских самолетов разных типов, еще два сбили зенитчики. Наши потери составили один Мессершмитт, летчик выпрыгнул и спасся на парашюте, то есть жертв в группе не было. Я сбил сразу два Ила!

На следующий день мы перелетели в Харьков, где, под руководством Уббена собирались подразделения Третьей Группы 77 Эскадры. Мы знали, что в эти дни армия начала решающий удар по очагам русского сопротивления в Крыму. Я очень надеялся, что после воссоединения группы нас вернут в Сарабуз, но, восьмого мая части эскадры перевели в Сталино – крупный центр важного промышленного района, захваченный еще в октябре, аккурат, в день моего пленения, и открывающий через Таганрог путь на юг. Но и в Сталино мы не задержались, и на следующий день были переброшены на несколько десятков километров севернее, на передовой аэродром Константиновка. Здесь готовилось наше наступление с целью уничтожить плацдарм противника на берегу Северского Донца в районе Барвенково, создававший угрозу Харькову. Выступ, захваченный русскими, нависал над 1-й танковой армией с севера, нарушая железнодорожное снабжение и давая противнику возможность, развив наступление на Харьков, Днепропетровск и Сталино, сбросить нас в Азов. Ликвидация этой опасности была важнее, чем штурм Севастополя. Предполагались активные действия авиации.

Опасения командования оправдались. Красные, находившиеся в какой-нибудь сотне километров от аэродрома, начали наступление 12 числа. Чтобы не дать русским окружить нашу армейскую группу 13 мая 17-й армия начала перегруппировку и подготовку к контрудару на Изюм.

В 09.30 целой эскадрильей, составленной из нескольких звеньев 3 группы, взлетели для прикрытия наших наземных операций с целью не дать русским бомбардировщикам прорваться в район переброски войск.

Мы ожидали пассивности русской авиации и были готовы завоевать превосходство.