Георги Лозев - Я, Легионер

Я помню, что ночью, перед тем как нас представили майору, сопровождавший нас маржи гладил свой мундир вместе с нами и оглядывал нашу обувь, чтобы она сияла, как у него. Он пояснил, что майор Боленс не только любит начищенную обувь, но и хочет, чтобы она вся сияла одинаково. Мы должны были лучше начистить наши ботинки, чтобы они блестели, как у него. Кроме того, мы должны идеально выгладить рубашки, несмотря на то что были в пиджаках. Иногда майор заставлял молодых легионеров снимать пиджаки и проверял, как выглажены рубашки.

Были случаи, рассказал нам маржи, когда Боленс доставал линейку и проверял складки, которые, согласно уставу, должны быть на рубашке. Над карманами были три складки, а на рукавах — две параллельные, и иногда майор проверял, на одинаковом ли расстоянии они находятся. О таком чуде мы не слышали в Четвертом иностранном полку. Там мы гладили свою форму довольно хорошо, но подобных требований не было.

Здесь, в кавалерии, гладили костюмы как к показу мод, но для выступления перед майором Боленсом это было обязательно. Маржи получил свою форму из химчистки, но объяснил нам, что шляпы, даже почищенные в химчистке машинами и утюгами, не могут отвечать требованиям Боленса, так что мне пришлось самостоятельно еще погладить ее. Это была моя первая бессонная ночь, с тех пор как я прибыл в 1REC. В то утро, когда мы надели форму, маржи оглядел нас с головы до ног, поправил тот-другой узел на галстуке и, наконец, решил, что может повести нас к майору.

Мы выстроились перед Генеральным штабом, где был кабинет майора Боленса. Это здание был дворцом известного своими требованиями железной дисциплины майора. Он был единственным, кто командовал этой частью подразделения, и даже полковник избегал проходить мимо его кабинета.

Боленс теперь занимал должность начальника Генерального штаба Первого иностранного кавалерийского полка. Это означало, что он наблюдает за порядком и дисциплиной, а также следит за строгим соблюдением устава, созданного им самим. Какой-то старший бригадир вышел и сделал знак маржи, что мы можем заходить. Через минуту мы построились в кабинете майора и стояли смирно, выпрямившись, как струна. Маржи также стоял смирно, не двигаясь и даже не дыша. Боленс встал из-за стола и, не отдав нам команду «вольно», оглядел нашу форму, стоя перед каждым из нас, в том числе перед маржи. Для майора не было разницы между легионерами и унтер-офицерами, он сажал в карцер всех, кто нарушает его устав. Только теперь я понял, почему маржи так волновался.

В Кастеле мы никогда не видели ни одного сержанта, к которому относились как к обычному легионеру, но для майора Боленса чины не имели значения. Единственное, что было важным, это чистая и аккуратно поглаженная форма и начищенные сапоги. Когда майор стоял передо мной, я встретил его взгляд и понял, что это не притворство, чтобы запугать нас или произвести впечатление. Это был человек без семьи, без родины и развлечений, человек, целиком и полностью отдавшийся одной-единственной цели — “LEGIO Patria Nostra”. От безумия и решительности, которые исходили от него, по телу начинали бегать мурашки. Для одних он был развалиной от долгого служения, для других — легендой, но для меня с того момента, как я увидел его, он был просто майор Боленс, не было другого такого и нельзя было сравнивать его ни с кем и ни с чем. Этот человек отдал свою жизнь легиону, и мы должны были отдать ему дань уважения. Он начал свою карьеру в качестве легионера в условиях намного более суровых, чем в Сиди-Бель-Аббесе. Он воспитал много поколений легионеров и был одним из двух самых известных унтер-офицеров сегодня в легионе.

После того как он пять минут молчаливо оглядывал нашу форму, майор крикнул:

— Вольно! — его голос, казалось, шел из глубины пещеры. — В моем кабинете говорю только я! Вы здесь, чтобы слушать, и имеете право лишь отвечать на мои вопросы с “Oui, major” или “Non, major”. Напомню вам, что вы легионеры и должны забыть гражданскую жизнь и свои привычки! Дисциплина, которую я требую, и приказы ваших командиров — это ваша жизнь. Все очень просто, если вы выполняете приказы и до конца доводите каждую миссию или обязательство, отдавая то лучшее, что есть у вас. Если вы решили пренебречь как работой, так и внешним видом, то вам нет места среди нас, и я вас заставлю дезертировать. Понятно?

— Oui, major! — хором ответила наша рота.

— Вы также должны знать, что пост перед частью является символом нашей гордости, что мы служим здесь, так что в день, когда вы получите честь взять на себя эту ответственность, ваша форма должна быть в полном соответствии и обувь начищена до блеска. Напомню также, что каждый раз, когда я лично осматриваю форму караульных, я не даю никакой пощады никому. За малейшую ошибку весь наряд, в том числе и ваши командиры, идет в карцер!

Майор Боленс продолжил разъяснять правила поведения легионеров 1REC. У нас появилось ощущение, что эти правила он создал сам. За нашим поведением следили не только в части, но и в городе. В Оранже, кроме базы легиона, находились часть ВВС и школа жандармерии. Конечно, Боленс хотел доказать, что легионеры являются классом выше остальных военных и должны выходить в город в безупречной форме. Когда мы выходили в отпуск в гражданской одежде, нам разрешали лишь пойти на вокзал, без права гулять по городу. Нам даже запрещали зайти в кафе или ресторан самого вокзала. Таким образом, наш отпуск начинался только тогда, когда поезд трогался, оставляя Оранж позади.

В общем, и в части, и в городе военная полиция всегда следила за нами, и если мы не представляли легион наиболее достойным образом, нас ожидали суровые наказания и карцер.

После завершения процедуры представления майор посмотрел на нас снова и спросил каждого из нас, все ли ясно. Мы ответили единственными разрешенными словами: “Oui, major”. Наконец, в заключение того, что было объяснено нам, Боленс попрощался с нами со словами:

— Надеюсь, всем понятно, что с этого момента все в ваших руках. Вы сами решаете, быть примером для остальных или провести большую часть своей службы в карцере. Vous pouvez disposez!

Через минуту мы уже были во дворе и замаршировали к нашему Четвертому эскадрону. Когда мы пришли в дом Львов, маржи вздохнул с облегчением и сказал, что у нас будет еще одно, последнее распределение и рапорт перед капитаном Ляжуани, командиром Четвертого эскадрона. Мы быстро прошли по одному. Цибульский пошел в Первый взвод, Лафит — во Второй, а я был назначен в Третий взвод эскадрона с командиром старшиной Кормье.

Маржи, который сопровождал нас, был из Первого, так что он привел меня к кабинету старшины и сказал, что в дальнейшем моя судьба будет решаться в Третьем взводе. Я вошел в кабинет и представился по уставу: