Софья Аверичева - Дневник разведчицы

— А сейчас, — продолжал полковник, — начнется распределение по подразделениям. Командиры ждут вас, товарищи красноармейцы! — и вдруг спросил: — Может, у вас есть вопросы или просьбы ко мне?

Я поняла, что именно сейчас решается моя судьба. Подняла руку, вышла из строя.

— Товарищ полковник! Убедительно прошу вас направить меня в отдельную моторазведроту к лейтенанту Докукину! Вот рапорт и направление военкомата…

Турьев прочитал мой рапорт, задержался глазами на направлении.

— Мотоциклист, — проговорил он. — Ну что ж, идите в моторазведроту, к докукинцам. Только там мотоциклы единственной марки — одиннадцатый номер. Пока стоим в болотах, лесах, тут не до них. А мотоциклы нужно забрать у немцев! — добавил Турьев.

— Есть забрать у немцев!

— Товарищ полковник, разрешите и мне подать рапорт! — загремела Лаврова. Во всей ее фигуре, крепкой, сильной, была такая решимость, что Турьев, не читая рапорта, сказал: «Ну, что ж, идите, действуйте!»

Распределение продолжалось. Кроме нас с Валей и еще тринадцати разведчиков, наша комсомольская рота почти целиком ушла в учебный батальон. Девушек распределили по специальностям. Удивила нас Анна Сарычева: пошла официанткой к командиру дивизии. Вот это да! А я-то боялась, что она перебьет у меня место в разведке.

Михаил Голубев и почтальон Саня Травкин повели нас в деревню Никулино, где расположилась рота лейтенанта Докукина. По дороге мы расспрашивали о роте, главным образом о ее командире. Саня Травкин молчал, а наш старый знакомый Михаил Голубев подбадривал нас:

— Ничего, привыкнете! Докукин из любого красноармейца сделает настоящего разведчика!

12-е июля.

В низинке деревенька, окруженная лесом. Это и есть Никулино. Штаб и хозяйство роты разместились в домах, все остальные — на окраине села в больших сараях, у самой опушки леса. Вошли в сарай. Вдоль стен длинные нары. Полки под котелки. Пустые пирамиды для оружия. Стол, скамейки. Видно, давно ушли разведчики из своего жилища. На засаленном столе крошки, немытые котелки и ложки. Окурки, обрывки бумаги по всему сараю. На нарах, среди грязных клочков соломы и скомканных пыльных плащ-палаток, лежат разведчики, освобожденные Докукиным от задания. Как оказалось, Докукин с ротой и взвод диверсионной группы уже больше недели не были на базе. Оставшиеся ребята больны.

— Паша Савченко!

— Петр Пушнев!

Перед нами небольшого росточка красноармейцы, без сапог, без поясов. Воротнички гимнастерок расстегнуты. Савченко смотрит на нас широко открытыми, удивленными, смеющимися глазами. Девичье круглое лицо. Розовые щеки. Пушнев — худой, смуглый паренек, смотрит вниз и вертит голой пяткой лунку на земле.

— Сержант Марусин! — В сарай вошел толстый, розовощекий увалень. Он пыхтел и глуповато улыбался. За ним влетел широкоскулый, с узкими глазами парень.

— Варзанов! Ротный писарь и художник, — представился он.

Марусин хихикнул:

— Девиц и старушек рисует…

Все дружно рассмеялись. «Вы что же, больные?»— удивились мы. «Да, так, знаете», — неопределенно ответил Марусин.

— Располагайтесь, ребята! Нары свободны, а придут с задания, разберемся, — гостеприимно предложил Варзанов.

Мы смели с нар мусор и решили спать на досках, а завтра сделать капитальную уборку и постелить свежего сена или соломы.

Валентина облюбовала нам местечко на нарах около стены. На сем и кончился наш первый фронтовой день.

Фронтовой!.. Просто и не верится, что мы на фронте. Я думала: прибудем на фронт, и нас сразу из вагонов бросят в бой. А тут тишина. Чудесный воздух! И тихое похрапывание друзей.

13-е июля.

С утра мы, новички, с рвением принялись за уборку. Вытрясли грязные плащ-палатки, подмели нары и полы, принесли свежей соломы. Разожгли костер, нагрели воды. Выскоблили стол добела. С котелков, ведер чашек, ложек обдирали грязь камнями, травой, песком. Застелили стол газетой и даже поставили цветы — ромашки и васильки. А бывалые бойцы — докукинцы лежали около сарая (больные!) и посматривали на нас с удивлением и легким пренебрежением. Эх вы, мол, новички! Чем занимаетесь! Здесь же война, фронт!

Затем мы с Валентиной перестирали свое белье у ручья. Устроили себе прекрасную баню. Блаженство! А сейчас лежим на траве около сарая. Валентина и ребята слушают докукинцев, а я записываю впечатления двух дней и нет-нет, да и прислушиваюсь к их рассказам.

Вот к нашей группе подходит худощавый боец. Аккуратно застегнут на все пуговицы, на гимнастерке ни единой морщинки. Разведчики его представили. Это ординарец лейтенанта Докукина — Лева Маслов. Маслов скромно поздоровался, присоединился к нам.

Докукин! У ребят загораются глаза. Перебивая друг друга, они торопятся рассказать о Докукине все, что знают. Это не хвастовство, это скорее гордость за своего командира.

Докукин в первом же бою завоевал уважение бойцов. Он абсолютно бесстрашен. Очень хорошо натренирован, быстрее всех бегает, дальше всех бросает гранаты. Стреляет без промаха. В бою заражает всех своим темпераментом. Трусости не терпит. Малейшее сомнение, неуверенность бойца чувствует моментально и не берет такого в разведку, просто оставляет дома, на положении больного. Рота не только ведет разведку перед передним краем противника и в его тылах. «Докукинцы» выполняют диверсионные задания, участвуют в наступлении вместе с дивизией, действуют совместно с партизанами.

Партизаны! Взглянуть бы хоть на одного!

14-е июля.

Живем как трутни. С утра уборка, готовим пищу. Умываемся, бежим к ручью. Завтракаем. Читаем газеты. Чистим оружие, разбираем, собираем, вообще возимся с оружием с большим удовольствием. Автоматы собираем на скорость, задаем друг другу задачи на устранение порчи оружия. Потом готовим обед, греемся на солнышке, а к вечеру слушаем рассказы.

Узнаем новые фамилии разведчиков.

В роте двое Борисовых, оба Михаилы и оба помкомвзводы. Сержант Борисов — из Переславля-Залесского — небольшого роста, рыженький, веснушчатый, веселый баянист. Старший сержант Борисов — из Ярославля — высокий, стройный, лет сорока. Узкое длинное лицо, прямой нос, глубоко посаженные глаза смотрят исподлобья. Угрюмый, молчаливый. Сидит в стороне и думу думает. Смотрю на него, и кажется, что его грызет какая-то тоска. Может, от того, что в городе у него остались жена и дети?

В роте к Борисову относятся с уважением, но как к нему подойдешь, если он всегда такой сердитый. Мысленно называю его «страшным сержантом», хотя он страшен только для фашистов. Бойцам это друг. Строгий, беспощадный друг. Он всегда собран, особенно в боевой обстановке, и никогда не теряет головы. В этой собранности чувствуется закалка военной школы: он — кадровый военный.