Софья Аверичева - Дневник разведчицы

Однажды Пришел пожилой подполковник, выздоравливающий. Чувствовал он себя неудобно, вошел в двери как-то боком. Извинился перед всеми. В госпитале ужасно скучно. Он пришел послушать пение «очаровательной Ирины Сергеевны», а также песни героя «Авроры». Но подполковнику не повезло. В палату ворвался главный хирург и устроил разнос.

— Вам что здесь, клуб? Ишь женихи какие: на костылях, замотанные бинтами, а туда же — к девочкам поближе. Еще недавно умирали, ахали, охали! Не успели встать с коек!.. Вон отсюда, донжуаны! — кричал доктор, багровея, но в глазах у него прыгали веселые озорные искры. — А ты, черт старый, лысый, а туда же! Постыдился бы! — кричал он на несчастного подполковника.

Перепуганные донжуаны покинули своих дам и в панике бежали из палаты. С этого дня хождений стало гораздо меньше. Очень уважают и боятся в госпитале нашего дорогого доктора Шанина.

Медсестра Сабина рассказывает: главный хирург госпиталя делает такие чудеса в медицине, что о нем нужно писать целые тома. В госпитале есть шоковые палаты. Это — смертники. Михаил Григорьевич вырывает и таких больных из лап смерти. Тяжелораненые с нетерпением ждут его прихода в палату. Я по себе это знаю. Стоит ему появиться на пороге, как на душе становится светлее. Меня он упорно зовет партизанкой.

Михаил Григорьевич назначил упражнение для моей руки. Приносит то узкую палочку, то шарик, вроде яйца. Я целыми днями занимаюсь гимнастикой. Главный хирург доволен: «Живучи вы, женщины, как кошки. Где мужчине нужно три месяца, вашему брату и одного хватает! Мы с тобой еще повоюем, партизанка!»

Уже ночь, но девушкам не спится. Они рассказывают всяческие истории.

Лена-партизанка тяжело дышит. Она пытается повернуться на бок. Закрывает уши. «Девушки, вы бы потише!»— прошу я их. «Хорошо, хорошо», — соглашаются они, но уже через минуту слышится: «Ирина, а что у вас произошло с армейской концертной бригадой?» — «О, это длинная история», — лениво тянет грудным голосом Ирина. «Об этом разное говорят, ужасно интересно послушать вас! — любопытствуют девушки. — Почему вы ушли из бригады?» — «Ха, ушла?! — смеется Ирина. — Я не ушла, меня «ушли». — И она рассказывает с омерзительной циничностью о веселой жизни в концертной бригаде, которую с позором разогнали.

— Ах ты, шлюха! Какая же ты гадкая! — поднимает голову с подушек Лена. — Вот бойцы сегодня утром рассказывали Аверичевой, как они всю ночь ползали в болоте, охотясь за «языком», как наши солдаты стоят в траншеях по грудь в воде, а вы… чем вы в такое время занимаетесь в армии? Ты же ученая! Государство на тебя деньги тратило, в люди вывело. Чем платишь ты стране, своему народу!..

Лена тяжело откинулась на подушки. Прибежали сестры, дежурный врач.

— Уберите меня отсюда куда угодно! — тряслась всем телом Лена. — Чтоб я только не видела и не слышала эту мразь.

Врачи сделали Елене укол. А потом сестры и нянюшки отгородили ее, а заодно и меня шкафами и завесили простыней. Лена постепенно успокоилась. В палате водворилась тишина.

Утром послышался тихий стук о шкаф. Раздвинулись простыни, и в нашем углу появились Сабина и Валя Останина. Валя пришла просить извинения за своих подруг.

— Мы совсем не причастны к похождениям, которые рассказывались ночью… Правда, мы не воюем на передовой с оружием в руках, как вы, но каждая на своем месте трудится, не жалея своих сил. Не думайте, пожалуйста, о нас плохо!

— Что вы, девочки! Мы о вас и не думаем плохо, — отвечаю я. — А вот таких Ирин на фронте не должно быть!

Елена молчит, но она согласна со мной, судя по взгляду, которым она обменивается с Валей.

С этого времени Валя Останина приносит нам каждый день полевые цветы, пишет за нас письма, обменивает у местных жителей табак, который нам положен, на клюкву. Из клюквы девушки делают нам сироп и кисель. У Вали неисчерпаемый запас энергии. Она в регистратуре узнает о прибытии раненых, и к моему окну все чаще подходят раненые — бойцы нашего полка. Они рассказывают о боевых делах. Дивизия ведет бои местного значения. Разведчики каждую ночь ползают за контрольными пленными. Скоро дивизия пойдет вперед.

Валя разузнала, что в одной из палат лежит разведчик Павел Ляльченко, тот самый Ляльченко, судьба которого после ранения оставалась неизвестной. Палатная сестра сказала, что ему придется ампутировать ногу. Ранение у него было очень тяжелое, ногу пытались спасти, но, как видно, безуспешно. С помощью Вали и сестрицы добралась я до палаты, где он лежал, и села на пороге.

— Товарищ Ляльченко, к вам пришли из вашей роты автоматчиков! — наклонилась над ним сестра.

— Вот здорово! — обрадовался Ляльченко, напрасно пытаясь поднять голову. — Братва, кто пришел, подойдите!

Я подошла. Исхудалое, желтое лицо. Заострившийся нос. Глубоко запавшие глаза. Спекшиеся губы. По рассказам ребят, это был удалой парень, храбрый разведчик. Сердце сжалось от боли, слова не могу вымолвить. Видно, нервы мои порасшатались. Взяла себя в руки, улыбнулась. Рассказала о делах роты, о последней операции. Сказала, что его помнят. Бойцы и командиры, рассказывая новичкам о боевых делах роты, не забывают сказать о его смелых действиях. Ляльченко лежал с полными слез глазами и приговаривал:

— Не забыли, помнят, значит. Вот и хорошо, вот и хорошо. А я, знаешь, если жив останусь, всегда буду помнить наших ребят, роту, где я узнал настоящих людей, настоящую боевую дружбу. И могу спокойно и смело смотреть людям в глаза. Ведь я кровью искупил свою вину…

Мы с Леной чувствуем себя получше. Я уже выползаю на крыльцо, греюсь на солнышке. А Лена подолгу сидит в постели и смотрит в окно.

А за окном весна.

25-е мая.

Я получила большую почту, в том числе письмо из роты, которому обрадовалась больше всего.

«Здравствуй, боевой друг Софья! Твое письмо читали всей ротой. Молодчина, что не теряешь чувства юмора. Мы рады, что у тебя руки и ноги целы и ты собираешься в скором времени прибыть в роту. А мы так располагали, что ты не вернешься к нам. Увезут, думали, тебя в глубокий тыл, и ты после госпиталя попадешь в свой театр Ф. Г. Волкова и мы не увидим тебя больше. Жаль ребят, особенно Макурина и Ляльченко. Смелые были разведчики. Война есть война, ничего не поделаешь. Может, Макурин выживет!.. А Павлу если ампутируют ногу — это хуже смерти для него. Очень уж он горячий. Передавай ему от нас боевой привет. Пусть держится. У нас все по-старому. День и ночь работаем, забыли, когда и спали. Ползаем за проклятыми фрицами и все впустую, никак не можем взять живьем «рыжего». Многие ребята, кто был ранен с тобой, давно выздоровели и вернулись в роту. Анистратов пробыл в санчасти всего два дня. Вячеславу Ложко в медсанбате вытащили пулю из ягодицы, и он сразу же сбежал в роту, а через день пошел в бой. Вот крику-то было через это от капитана Трофимовой!