Борис Григорьев - Бестужев-Рюмин. Великий канцлер России

Экзекуция, как сообщает Соловьёв, была учинена на публичном месте, перед зданием Двенадцати коллегий [55] Ныне здание Петербургского университета. . Возведённая 31 августа 1743 года на эшафот, Анна Гавриловна, сестра бывшего вице-канцлера М.Г. Головкина, а теперь супруга обер-гофмейстера М.П. Бестужева и невестка вице-канцлера А.П. Бестужева, вела себя мужественно и находчиво. Пока палач раздевал её, она сумела незаметно сунуть ему золотой крест, осыпанный бриллиантами. И тот великолепно сыграл свою роль, стараясь поелико возможно смягчить силу ударов кнута, а когда он стал отрезать ей язык, то его нож едва коснулся лишь его кончика.

Немка по национальности, красавица Н.Ф. Лопухина, когда палач приступил к её раздеванию, сильно перепугалась, потеряла самообладание и стала отчаянно отбиваться от него. Она била его и кусала, и палачу пришлось применить всю свою грубую силу, чтобы добиться своего. И добился. Он сдавил ей горло, а через минуту уже протягивал толпе свой кулак, в котором был зажат кусок кровавого мяса.

— Не нужен ли кому язык? Дёшево продам, — прокричал он в толпу [56] С.В. Лопухин скончается в ссылке в 1748 г. Н.Ф. Лопухина, отбывавшая ссылку в Селенгинске, в 1753 г. просила Елизавету об амнистии, обещая перейти в православие, но только Пётр III в 1762 г. дал ей свободу. Она появилась в Петербурге, но никто не узнал в ней бывшую красавицу. Через 8 месяцев после возвращения из ссылки она умерла. А.Г. Бестужева страдала от голода и холода до самой своей смерти в 1761 г. и скончалась в Якутске в доме при воеводской канцелярии, в то время как её дочь блистала на балах в Санкт-Петербурге, а муж разъезжал по европейским дворам и вступил во второй брак с госпожой Хаугвиц. .

Как ни странно, М.П. Бестужев не пострадал и скоро был послан на дипломатическую работу сначала в Берлин (1744), а потом в Дрезден. Французский посланник д'Аллион писал в Париж: «Кредит гофмаршала, правда, много упал, но он опять поднимется; это такой человек, которого поневоле надобно будет чрез неприятелей погубить, или же он в этом государстве будет играть важную игру». Показательно, что сын Анны Гавриловны от первого брака с генерал-прокурором П.И. Ягужинским — Сергей Павлович Ягужинский (1731–1806) — после ссылки матери был взят на попечение Елизаветы Петровны, а осенью 1745 года отправлен в Дрезден «для наук под смотрением обретающагося тамо российского полномочного министра графа Михаила Петровича Бестужева-Рюмина», то есть к отчиму.

Француз д'Аллион не ошибся: старший брат Бестужев-Рюмин на самом деле ещё будет играть важную роль в жизни Российской империи.

Отделался лёгким испугом и вице-канцлер. Более того, его императрица привлекла к участию в работе комиссии, расследовавшей дело Лопухиных и его невестки Анны Гавриловны. Кстати, в августе Алексей Петрович заболел. Не исключено, что болезнь была мнимой: он, как в своё время вице-канцлер А.И. Остерман, решил «заболеть», чтобы не быть вовлечённым в опасные дела. Во всяком случае, 17/28 августа 1743 года он извещал барона И.А. Черкасова: «В прошлый четверток, будучи при дворе, повредил я ногу, а в субботу и в воскресенье много при Дворе стоя и ходя, толь жестоко более повредил, что по сей день (как дворцовой лекарь Баре ни ползует) ещё принуждён в постеле лежать, и с великим трудом смогу чрез избу перейти». Впрочем, добавляет он, как скоро ратификация Обусского мира «поспеет, то как ни на есть ко двору притащусь». В «Протоколах приёма императрицей руководства КИД» за 1745 год имеется пометка о другом случае болезни канцлера — в марте — апреле.

…Итак, страшный акт трагедии завершился. Стрела мести Лестока, выпущенная в братьев Бестужевых, задела лишь их близких, но своей цели не достигла. Дело Лопухиных затронуло судьбу несколько частных, хотя и достаточно влиятельных персон в России, но от него пошли кругами волны по всей Европе. Оно получило широкий резонанс во всей Европе и в определенной степени негативно повлияло на политический климат в Европе, в частности, на русско-австрийские, русско-прусские и австро-прусские отношения.

Виной тому, возможно, был маркиз де Ботта, возбудивший у бедных Лопухиных и их друзей ложную надежду на освобождение брауншвейгского семейства, подставивший их под топор и плеть палача, а сам благополучно отбывший к месту нового назначения в Берлин.

Елизавета, и без того с подозрением относившаяся к Австрии и императрице Марии-Терезии, воспылала к австрийцам злобой, что, естественно, сказалось на межгосударственных отношениях и планах А.П. Бестужева-Рюмина осуществить свою систему государственных союзов, в которой Австрия занимала важное место.

Мария-Терезия, судя по всему, не причастная к заговору своего посланника, тем не менее первое время взяла его под защиту, утверждая, что в Петербурге его оговорили понапрасну. Потом под давлением Петербурга она решила его предать суду, но Елизавета и этим шагом была возмущена, потому что считала, что виновного следовало наказать без всякого суда. Вскоре Мария-Терезия убедилась, что упрямство русской самодержицы было не переломить. Петербург ещё больше озлобился, и отношения между обеими столицами оказались на грани разрыва. Елизавета приказала своему послу в Вене Л.К. Ланчинскому покинуть Австрию. Но посол неожиданно расхворался, а тут и Мария-Терезия пошла на попятную: пожертвовав Боттой [57] Ботта просидел некоторое время в тюрьме, а потом был прощён Елизаветой и отправился на войну с французами. , она поспешила восстановить со своей петербургской «сестрой» добрые отношения. Россия занимала важное место во внешних связях Австрии.

Лопухинским делом и разладом в русско-австрийских отношениях весьма искусно воспользовался Фридрих II. Как только известие об этом деле дошло до Берлина, он приказал своем министру Подевильсу:

«Надобно воспользоваться благоприятным случаем; я не пощажу денег, чтоб теперь привлечь Россию на свою сторону, иметь её в своём распоряжении; теперь настоящее для этого время, или мы не успеем в этом никогда. Вот почему нам нужно очистить себе дорогу сокрушением Бестужева… ибо когда мы хорошо уцепимся в Петербурге, то будем в состоянии громко говорить в Европе».

Из Берлина в Петербург полетели добрые советы, в которых Елизавета усмотрела искреннее участие прусского короля к своей особе. Фридрих советовал упрятать Иоанна Антоновича и всё его семейство куда-нибудь подальше и удивлялся инертности и нерадению, с которым подходили до сих пор к Анне Леопольдовне, принцу Антону и их детям.

«Отеческий» совет короля Пруссии был немедленно исполнен: по повелению Елизаветы брауншвейгское семейство перевели в г. Раненбург, а потом ещё дальше — в Холмогоры. Иван VI был отдельно «упрятан» в Шлиссельбургскую крепость. Он так же «по-отечески» рекомендовал голштинского принца Петра Фёдоровича женить не на принцессе из могущественного королевского дома, а на принцессе из маленького немецкого княжества, которое будет считать себя обязанным