Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2

Но я не сажусь ужинать. Я знаю, какая работа мне предстоит, и жду.

— Доктор, бригады с работы на ужин возвращаются, идите к маме Тэре! — кричит в окно Петька.

Этого я и ждал.

Эта шестая книга моих воспоминаний целиком посвящена 1-му лагпункту при станции Суслово. Он же упоминается в седьмой и в десятой книгах. Поэтому надо дать общее представление о месте действия, чтобы читатель яснее понимал ход событий.

Лагпункт представлял собой прямоугольник, как бы сложенный из двух квадратов; протяжённость длинной стороны — почти километр. На языке начальства и заключённых пространство, огороженное высоким дощатым забором с отстоящими друг от друга шагов на сто вышками и двумя огневыми дорожками — внешней и внутренней, называется зоной.

Зона поперечным забором из колючей проволоки разделена на две половины: рабочую и больничную с БУРом. Со стороны станции, откуда долетают паровозные гудки, а по ночам и стук колес идущего мимо поезда, к зоне проложена дорога, заканчивающаяся нашими воротами. Поверх них на столбах прибита окрашенная в красный цвет доска с белой надписью: «Только через честный труд з/к, з/к могут войти в семью трудящихся». Та же мысль, но в более чеканной форме красовалась и над входом в гитлеровские лагеря — «Труд делает свободным».

Надо полагать, что мысль украсить места страдания и смерти столь лживым лозунгом Гитлер позаимствовал у Сталина в порядке обмена на титул вождь. Придуманный первым европейским диктатором, португальским генералом Кармоной, этот титул по очереди обошёл всех самозванцев нашего времени, причём каждый захватчик власти переводил его на свой язык: после каудильо появился дуче Муссолини, фюрер Гитлер, каудильо Франков, наконец, вождь Сталин. Он от Николая II заимствовал двубортную тужурку с отложным воротником и петлицами и придуманное царем для всероссийской переписи обозначение своего положения — хозяин(земли русской), а от фашистского фюрера — титул. Позднее в переводе на испанский язык этот же титул присвоил себе и палач Франко, так что кремлевский вождь-хозяин добровольно причислил себя к весьма живописной компании. Попытки Н.С. Хрущева построить свой собственный культ окончились неудачей: фильм «Наш дорогой Никита Сергеевич» вызвал смех и претендент в вожди получил кличку кукурузника. На фронте идолопоклонства образовался вакуум, который, по мнению знающих это дело лиц, вреден для народа, а потому в наше время он заполняется назойливым и грубым внедрением культа личности Ленина, хотя это явно подрывает всенародное уважение к нему: ни в чем не повинный Владимир Ильич принижается до уровня, где вместе с Франко пребывает великий кормчий Мао Цзэ-Дун, наикраснейшее из наикраснейших солнц…

Однако возвратимся в Суслово. Под перекладиной находились ворота и калитка, а рядом с ними — тёплая сторожка, откуда вахтёр, не поднимаясь с места, мог выдвигать и задвигать обратно тяжёлый железный засов.

Внутри зоны перед воротами был расположен плац для развода рабочих бригад и этапов, а дальше вдоль ограды кольцом тянулись аккуратные дома, а в центре красовался огромный цветнике многочисленными клумбами. На них, как чёрные галки, копошились мои инвалиды под начальством Андреева. Направо стояли два небольших женских барака: чистый — для обслуги и женских рабочих бригад и грязный — Для мамок и девушек-малолеток. Дальше вросла в землю большая старая общелагерная кухня, а над ней горделиво высился длинный двухэтажный бревенчатый дом-штаб. Тут в поте лица трудилось сто двадцать агрономов, инженеров, экономистов и бухгалтеров, которые из рук вон плохо обслуживали вместе с полусотней вольняшек, хозяйство, аналогичное которому, где-нибудь на Украине до революции не плохо управлявшееся у помещика одним управляющим, одним счетоводом и одним объездчиком.

Перед штабом красовалась берёзовая рощица, а в ней высилось второе двухэтажное здание зоны — больница для обслуживающего персонала № 3. В этом доме помещались больничная прачечная, кабинеты вольных врачей и зал клуба (бывшая лагерная столовая) со сценой и двумя крохотными уборными для артистов. Вдоль другой стороны зоны тянулся одноэтажный барак — хирургическая больница № 2 для заключённых с палатой для вольных. Дальше рядышком стояли домики — канцелярия начальника медсанчасти, морг, баня, ветеринарная, санэпидстанция и амбулатория для рабочих и обслуги. Слева от входа выстроились мужские рабочие бараки, а от последнего из них через всю зону к амбулатории тянулся забор, отделявший рабочую зону от больничной. Против амбулатории виднелась днём охраняемая самоохранником калитка в больничную зону. Там здания тоже теснились к огневой дорожке вдоль заборов, а в центре находилась плантация капусты, картофеля и лука, насаженная моими инвалидами по инициативе мамы Тэры. С той стороны, где в рабочей зоне стояли жилые бараки, тянулась терапевтическая больница № 1 для рабочих с комнаткой для вольных; с противоположной стороны чернел мой старый инвалидный барак.

Вдоль ограды между двумя зонами строился ещё один большой и красивый больничный барак для выздоравливающих и отдыхающих, а с противоположной стороны торчали увитые колючей проволокой столбы, позади которых покосился к земле барак усиленного режима (БУР) — земное отделение преисподней ада. Калитка в БУР имела вахту и вышку и была расположена прямо против маленькой кухни Александра Сергеевича; другая небольшая кухня была рядом с моим бараком, около калитки в рабочую зону. Позади общего ограждения зоны, то есть уже «на воле», находились ШИЗО, или штрафной изолятор, аптека, пекарня, сыроварня, ремонтномеханический завод, автобаза, конобаза, склады вещевые и продуктовые, баня и клуб, и жилье для вольных — казармы охраны и убогие избы, в которых жило начальство с семьями. Тут же под кое-как сколоченными навесами коротали невесёлую жизнь обшарпанные, низкорослые коровенки и дикого вида тощие куры. Горсть этих неряшливых изб величалась вольным городком, который не шёл ни в какое сравнение с нашей зоной, поражавшей своим великолепием — чистотой и порядком, я бы сказал — нарядностью. Мы, заключённые, мечтали о нескольких избах за забором как о земном рае, а его обитатели и обитательницы с радостью приходили в зону, чтобы отдохнуть и развлечься.

За рощей, позади вольного городка, находился поселок и станция Суслово, дальше во все стороны, куда ни глянь — сибирские дали; холмы и торфяные болота, леса и перелески, могучая река Мара и приземистый пыльный городок Мари-инск, над которым гордо высилось красное кирпичное здание тюрьмы. Это была наша столица, предел всех мечтаний и практических расчётов.