Лоуренс Аравийский - Семь столпов мудрости

Насир стоял на берегу и смеялся над нами. Потом мы вместе отправились к форту, чтобы провести остаток дня там. В старой угловой башне Али ибн эль-Хусейна, единственном в пустыне месте с крышей, было прохладно и все дышало покоем. Ветер перебирал листья росших снаружи пальм, отвечавших ему холодным шелестом: это были неухоженные пальмы, выросшие слишком далеко на севере, чтобы от них можно было ожидать хорошего урожая фиников, но у них были толстые стволы с низкими ветвями, отбрасывавшими приятную тень. Под ними на своем ковре в полном покое сидел Насир. В теплом воздухе волнами поднимался серый дым от его почти докуренной сигареты, то пропадая, то возникая снова на фоне солнечных пятен, светлевших между листьями. «Я счастлив», – проговорил он. Мы все были счастливы.

Во второй половине дня прибыл бронеавтомобиль, пополнив тем самым наши оборонительные средства, хотя возможность появления противника была минимальной. В районе между нами и железной дорогой жили три племени. В Дераа было всего сорок кавалеристов, а в Аммане и вовсе ни одного. Таким образом, турки пока не имели сведений о нас. Один из их аэропланов около девяти часов утра совершил поверхностный облет местности и улетел, вероятно так нас и не увидев.

Наш лагерь на овеваемой всеми ветрами вершине обеспечивал широкий обзор для наблюдения за дорогами Дераа и Аммана. Днем мы, двенадцать англичан, Насир и его раб, лентяйничали, бродили взад и вперед, купаясь в лучах заходившего солнца, осматривали достопримечательности, думали, а ночью с комфортом спали или, я бы сказал точнее, радовались драгоценной противоположности между друзьями, обретенными в Абу-эль‑Лиссане, и противником, встреча с которым ожидалась в следующем месяце.

Эта драгоценность, как могло бы показаться, была отчасти во мне самом, потому что в этом походе на Дамаск (таком, каким он уже представлялся нашему воображению) изменилось мое нормальное равновесие. Я почувствовал за собой упругую силу арабского энтузиазма. Многолетнее проповедование достигло высшей точки, и объединившаяся страна устремилась к своей исторической столице. Будучи уверен в том, что этого оружия, закаленного мною самим, было совершенно достаточно для достижения моей цели, я, похоже, забыл об английских компаньонах, державшихся в стороне от моей идеи, в тени представления об обыкновенности этой войны. Мне не удалось сделать их партнерами моей собственной убежденности.

Много позже я узнал, что Уинтертон каждый день вставал с рассветом и зорко всматривался в горизонт, опасаясь, как бы моя беспечность не стоила нам внезапного сюрприза. И в Умтайе, и в Шейх-Сааде англичане много дней думали, что наше предприятие безнадежно. В действительности же я понимал (и, разумеется, говорил), что мы, как никто другой, находимся в безопасности в этом воюющем мире. Арабы были преисполнены такой гордости, что я не видел ни малейших признаков того, чтобы они сомневались в реальности моих планов.

Эти планы сводились к обману противника угрозой наступления на Амман и к реальному отрезанию железной дороги в Дераа. Мы вряд ли пошли бы дальше этого, потому что я давно привык, изучая доступные альтернативы, принимать решения поэтапно.

Публика часто верила генералам потому, что видела лишь приказы и результат. Даже Фош говорил (до того, как стал командовать войсками), что сражения выигрывают генералы, но, по правде говоря, никто из самих генералов так не думал. Сирийская кампания сентября 1918 года была с научной точки зрения, возможно, самой совершенной, так как разум сделал в ней больше, чем сила. Весь мир, и особенно те, кто служил с ними, выдали кредит уверенности в победе Алленби и Бартоломью, но эта пара никогда не видела данную проблему в свете наших представлений. Мы-то знали, к чему приводили их недостаточно продуманные идеи в применении на практике и как их люди часто их подводили, сами того не подозревая.

Фактом нашего вступления в Азрак первая часть нашего плана – дезинформация – была реализована. Мы направили наших «кавалеристов св. Георгия» – тысячу золотых соверенов – племени бени сахр, чтобы скупить весь ячмень с их токов, и просили бедуинов никому ничего не говорить об этом, так как он требовался для наших верблюдов и для животных наших британских союзников всего на две недели. Диаб из Тафилеха, этот юный полудурок, мгновенно пустил в ход сплетню об этом, которая сразу же докатилась до Керака.

Кроме того, Фейсал вызвал в Баир резервистов из племени зебн для прохождения службы в армии, а Хорнби, теперь (пожалуй, несколько преждевременно) носивший арабскую одежду, активно готовился к большому броску на Мадебу. Согласно его плану, операция должна была начаться около девятнадцатого числа, когда он услышал, что Алленби уже выступил. Надежды Хорнби были связаны с Иерихоном, так что в случае нашей неудачи с Дераа наши силы могли бы вернуться и подкрепить его действия, и это был бы уже не обман, а старая вторая струна нашего лука. Однако турки сломали этот достаточно кривой лук своим продвижением на Тафилех, и Хорнби пришлось защищать от них Шобек.

Вторую часть нашего плана – Дераа – нам пришлось планировать как реальное нападение. В качестве предварительной акции мы решили перерезать железнодорожную линию близ Аммана, чтобы предотвратить таким образом укрепление Аммана силами из Дераа и поддержать его уверенность в том, что наш обманный маневр против него является реальной операцией.

Мне казалось, что эта предварительная акция (реальное осуществление разрушения предполагалось возложить на египтян) могла быть проведена племенем гуркас: использование для этой цели его отряда позволило бы не отвлекать главные силы от выполнения основной задачи.

Этой основной задачей было разрушение железнодорожной линии в Хауране и недопущение ее восстановления в течение по меньшей мере одной недели. Представлялись возможными три пути: первый – марш на север от Дераа в направлении Дамасской железной дороги, подобно моему зимнему рейду с Талалем, и разрушение пути с последующим переходом к Ярмукской железной дороге, второй – марш на юг от Дераа к Ярмуку, как это было в ноябре 1917 года с участием Али ибн эль-Хусейна, третий – прямой бросок на город Дераа.

Третий план мог быть принят только в том случае, если бы военно-воздушные силы пообещали провести такую мощную бомбежку станции Дераа, чтобы результат был равноценен артиллерийскому обстрелу и позволил нам пойти на риск штурма ее нашими малыми силами, что надеялся сделать Селмонд. Но это зависело от того, сколько он своевременно получил бы или сосредоточил у себя тяжелых машин. Доуни обещал прилететь к нам сюда одиннадцатого сентября. До его приезда мы должны были относиться одинаково ко всем трем планам. Из числа ожидавшегося подкрепления первыми прибыли мои телохранители, прискакавшие через Вади-Сирхан девятого сентября, – счастливые, более тучные, чем их жирные верблюды, отдохнувшие и довольные после целого месяца праздного безделья в лагере племени руалла. Они сообщили о почти полной готовности Нури и о его решимости присоединиться к нам. Их расшевелила заразительность энтузиазма нового племени, и нас обрадовал их боевой дух.