Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том V

Письмо лежит на столе, придавленное пистолетом… Страстный шепот: «Четыре месяца… еще четыре»… Юная улыбка сквозь серую пыль, под мерный топот кованых ног. «Свидание на обеде у Адриенны в день вашего приезда — ведь я буду дома раньше вас!»

Нет, никогда… Он умер унизительной смертью, которой так боялся — на руках у Сифа: в предсмертном томлении открыл глаза и увидел над собой похабное лицо сержанта… Подлый плевок судьбы! Страстные поиски правды, юношеское стремление вперед, смутная тоска по большому и хорошему делу — все оборвано пулей разбойника. Жизнь, обещавшая так много, не успела развернуться. Да и что она могла дать в этой бессмысленной и жестокой путанице.

Я стоял, опустив голову на грудь, исполненный горечи и горя. Но лицо Лионеля светилось спокойствием, только одна каштановая прядь упала на белый лоб. Все кончено…

— Разбирайся на ужин! — оглушительно ревет Сиф.

Когда я повернулся к сержанту, мне показалось, что он смотрел на меня в нерешительности, точно желая и не осмеливаясь начать разговор.

— Мсье сержант, — сказал я официальным тоном, — будьте любезны рассказать, при каких обстоятельствах погиб лейтенант д’Антрэг.

С видимой неловкостью Сиф подходит близко, изобразив на грубом лице вежливую улыбку и стараясь держаться как можно достойнее.

— Ничего особенного, мсье ван Эгмонт! Обычное дельце. Пустячок. Но нужно понимать толк в мелочах нашей службы, иначе прошляпишь в два счета. Патруль шел ущельем. Пологие склоны, заваленные глыбами камня. Лейтенант впереди. Тихо. Вдруг «цок!» Он падает и через секунду умирает у меня на руках. Я держу его, а сам не теряю времени, шныряю глазом туда-сюда. Замечаю впереди колонны белый бурнус среди камней. Неподвижный. Оглядываюсь к выходу из ущелья, легкое облачко пыли движется за скалами по косогору. «Старый номер, бурнус положен для приманки», — говорю я себе. Беру пятерку солдат из хвоста колонны, и мы топаем наперерез. Да, старый номер: я его в первый раз видел во время охоты на индейцев в Андах, когда служил в колумбийской армии… Поймали мы троих, двух шлепнули на месте, чтоб на такой жаре не возиться, а этого прихватил с собой. Он мне сейчас дороже брата.

— Надеетесь с его помощью вскрыть смысл убийства?

— Отчасти. Олоарт задумал его хитро: переоделся местным оборванцем и кокнул нашего лейтенанта рядом со становищем. Не поймай мы его, плохо пришлось бы этому сброду! Но теперь вина падает на шайку пришлых наездников, дело ясное.

— Так что же вы не принимаете мер против этой банды?

— Эх, мсье, да ее уже давно здесь нет! Эти ребята не такие дураки, чтобы у своих шатров ожидать наших пулеметов! Поднимаясь сюда, мы сверху видели, как они галопом неслись по дну ущелья — спешили укрыться в горах. Только это бесполезное дело: самолеты скоро откроют им двери в рай Аллаха!

— Какая же сволочь этот Олоарт… Ведь всё началось из-за пустяков…

Сиф проницательно взглянул на меня и качнул головой.

— То-то и оно. В колониальной жизни такие гастролеры, как лейтенант д’Антрэг, неизбежно проигрывают: они тащат сюда из дома логику, анализ, план — всё, что в Европе определяет успех. Всё главное предусмотрят на сто лет вперед, а здешняя жизнь построена на случайностях и пустяках: упущенный пустячок здесь означает дырку в собственной шкуре.

— Как вы правы, Боже мой, как правы! — проговорил я, вспомнив разговор с Лионелем. И в то же время что-то странное показалось мне в разумных словах и манере говорить Сифа. Но он не дал мне времени подумать и замеченное не дошло до сознания.

— Так-то, мсье, не в лейтенанте дело. Его убийство — лишь звено в цепи определенных фактов. Начало цепи у меня в руках, и я держу его крепко-накрепко. Затевается крупная игра, и в центре комбинации я. Однако, заметьте, нужный разворот придать ей без вас нельзя, именно без вас, уважаемый мсье ван Эгмонт!

— Без меня?

— Без предварительной беседы с вами.

— Вы хотите обеспечить примерное наказание преступнику?

Волосатой лапой Сиф сделал жест, каким отгоняют комара.

— Я хочу пригласить вас к ужину, мсье ван Эгмонт, и по душам поговорить, а потом, когда вы увидите, что я неплохой парень, то можно будет задать вам один маленький вопросик. Учтите — многое в моей и вашей жизни зависит от вашего ответа. Учтите это, пожалуйста.

«По душам поговорить с тобой? — думал я, холодно рассматривая лоснящееся лицо Сифа. — Этого еще не доставало… Хотя сегодня произошло столько неожиданного… Что же… Может быть, состоится и задушевная беседа с этим носорогом»…

— Эй, малый! — закричал сержант брату Гиацинту, — ужин на двоих, да поживей! Тряхни костями, неси чемодан лейтенанта!

— Нельзя ли поговорить без ужина? Не особенно удобно располагаться к еде рядом с телом убитого друга.

Сиф, мельком взглянув на дорогу, энергично пожал богатырскими плечами.

— Вздор. Обман. Не поддавайтесь вредным теориям: кушать полезно всюду и всегда. Пусть desconserto do mundo вас не расстраивает: павшим — вечный покой, а живым — бутылка хорошего вина!

Я молчал, обдумывая смысл его слов. «Мировая нескладица» — это намёк на известное стихотворение Камоэнса! Какой же комбинации он хочет дать разворот? Пока непонятно. Вопросик… Угроза? Очевидно. У меня по-прежнему наготове в кармане браунинг, но… видимо, здесь будет игра покрупнее… два осла загружены пулеметами… Гм, гм… Начинает надоедать эта постоянная забота о целости головы.

— Послушайте, ван Эгмонт, не пора ли вам отплыть отсюда в голубые дали? Устраивайтесь на этом камне, вот тут! Покушаем по-солдатски. Уж вы не пеняйте: чем богаты, тем и рады!

Сиф тараторил, сидя на траве. Он был похож на сорокаведерную бочку, поставленную стоймя. Я не мог сосредоточиться на окружающем и думал о Лионеле и его судьбе. Брат Гиацинт постелил на землю салфетки, поставил тарелки, раскрыл банки с консервами, и в три минуты ужин был готов.

Медвежьей лапой Сиф сделал театральный жест и продекламировал:

Я живо поднял голову. Думая о Лионеле, я все же не мог не поразиться его словами.

— Вы знаете Камоэнса и помните кое-что из Гете?

— Я хорошо знаю Гете.

Обмен взглядами, обмен улыбками — недоумения с моей стороны и жесткого вызова с его. Спокойные глаза насмешливо меряют меня с головы до ног.

— Когда-то я взял гетевскую тему для диссертации! Он перешел с хорошего французского на прекрасный немецкий язык. Вдруг я все понял.

— «Пашоль» и «шифо»?! Куда девался ваш акцент? Ведь вы квакали как неотесанный пруссак!

— Наконец изволили заметить, — криво усмехается мой странный собеседник.