Николай Рерих - Шамбала. Сердце Азии

Настоятель медицинской школы говорил нашему Геше, что он сам встречал одного такого азара в горах Сиккима. Трудно узнать больше того, что там был маленький домик и что азара был очень высокого роста. Потом азара удалился с этого места. Те же самые вести ползут по всей Азии.

Ездили за город. Куковала кукушка. Летали удоды и звенели цикады. К вечеру – гром. Читали записки Е. И. по основам буддизма [499]. Как красиво выходит, когда шелуха позднейших наносов слетает, когда труд и знание занимают должное место.

10 мая.

Солдаты перестали учиться. Праздник. Говорят, потому, что сининский амбань разбит. В последней пекинской газете сообщается, что Ганьсу и Синьцзян остав. лены в сфере влияния народной армии. Для Синьцзяна это знаменательно.

Вдруг все повернулось так, что необходимо ехать как можно скорее.

Живет до сих пор сага о Гэсэр-хане: «Гэсэр Богдо-хану посылает семь голов, отрубленных у семи черных кузнецов, а он эти семь голов варит в семи медных котлах. Делает из них чаши, оправляет эти чаши серебром. И так из семи голов вышло семь чаш [500], которые Гэсэр-хан наполнил крепким вином. После этого он поднялся к мудрой Манзал-Гормо [501]и отдал ей чаши, и угостил ее. Но она взяла эти семь чаш из семи голов черных кузнецов и бросила их в небо. И образовали семь чаш созвездие Долон-Обогод (Большую Медведицу), и сторожит оно сроки».

Как замечательно влиты символы в эти неясные и как бы лишенные значения слова, связывающие Гэсэр-хана с семизначным созвездием Севера. Монгольская «габала» и особенные чаши бутанских храмов напоминают о тех же устремлениях и надеждах. Твердится указание из Трипитаки [502], что «Будда указал, что чаша его в срок новых достижений мира станет предметом искания, но лишь чистые носители общины могут ее найти». Так, так!

«Рибхвасы [503]мчатся к Савитри – Солнцу за Сомой [504]», – по мудрости Ригведы. На блюде джиль-кор [505]вычеканена в середине гора Сумеру, а по сторонам – четыре страны света в виде больших островов вокруг. Как бы точка на одинаковом расстоянии от четырех океанов…

Лама провозглашает: «Да будет жизнь тверда, как адамант, победоносна, как знамя учителя, сильна, как орел, и да вечно длится».

11 мая.

Завтрак у Фельдмана. Там же Фильхнер и католик-миссионер. Сильный и рабочий, в кожаной куртке, загорелый Фильхнер полон энергии. Задание его любопытно. Он соединяет магнитные исследования между Ташкентом и средним Китаем. Измерения были сделаны в России, а Институт Карнеги с большими затратами произвел работы в Китае. А теперь Фильхнер соединяет эти две области исследований, и тем его работа становится и срочной, и особо настоятельной. Говорит: «Другие тратят миллионы, а мы сделаем ту же работу без затрат».

Вспомнили его приключения с голоками. Все-таки хвалит он их. И любит Азию, навсегда привлечен очарованием азиатских просторов. Истинный маршрут свой он утаил…

А холод ползет от Богдо-Ула, и ветер захолодел. Делаем всякие попытки ускорить выдачу китайских паспортов. Вечером Фильхнер просил консула сообщить германскому послу в Москву о препятствиях, чинимых ему Фанем. Обычная техника.

12 мая.

На столе у консула лежит прошение, подписанное отпечатком пальца. Киргиз-бедняк жалуется: «Три года назад около Манаса [506]он с дочерью, девяти лет, ночевал у дунганина. За ночлег дунганин запросил дочь киргиза. Тот отказал. Дунганин избил его, выгнал, а девочку оставил себе и держит ее уже три года». Обычное здесь явление умыкания и продажи детей с целью работы, а чаще с целью разврата. Зачем созывать лицемерные конференции о невольниках Африки, когда в серединной Азии и повсюду в Китае продажа людей является самым обычным явлением. Все деловые учреждения края знают этот институт рабства, и никто не требует его прекращения. Где же протесты и требования?

Получено приглашение от генерал-губернатора завтра на завтрак. Все те же люди: Фань, Фильхнер, миссионер, Кавальери…

На базаре возник слух о походе на Кобдо, и последнее посещение генерал-губернатором консула связывается с этим слухом. В Шарсюмэ спешно выехал даотай, алтайский командующий местными войсками. Это обстоятельство еще более усиливает слухи о возможных военных действиях.

Ясный, свежий день. Вот бы уже ехать! Но ехать до субботы не удастся.

Рин-се, то есть «сокровище», называется как бы каменисто-металлическая масса, остающаяся после сожжения мозга, от двух мозговых затылочных наростов. По количеству этой массы судят о психическом развитии умершего. Какое доказательство материализма! На границе Тибета мы видели такую «массу» после сожжения одного монгольского ламы. Она похожа на отложение янтаря.

13 мая.

Утром приходит монгольский лама. Вот радость! То, что мы знаем с Юга, то самое он знает с Севера. Рассказывает, что именно наполняет сознание народов, что ждут и ради чего глаза его наполняются неподдельными слезами. Наш друг Таин-лама шесть месяцев был около Ланчжоу и ежедневно говорил о значении будущего. «Знали мы давно, – говорит лама, – но не знали, как оно будет, и вот время пришло. Но не каждому монголу и калмыку можем сказать мы, а только тем, кто может понять и действовать». И говорит лама о разных «признаках», и никто не заподозрит таких знаний в этом скромном человеке. Говорит о значении Алтая.

А после этих настоящих и серьезных разговоров – лицемерный завтрак у генерал-губернатора. Опять идем бесконечными переходами ямыня, опять вопросы о здоровье, опять тосты за здоровье. Опять плавники акулы, бамбук и древесные грибы.

Хозяин уверяет, что местные [казахи] лучше всех земных народностей. Несколько лет тому назад он уверял то же самое о дунганах и даже завещал похоронить его на дунганском кладбище. Но теперь его «курс» на [казахов], и завещание уже отменено, а [казахи] провозглашены лучшею народностью. Е. И. шепчет: «Какой страшный старик». В настроении похоронного шествия идем обратно по переходам и дворикам, и генерал оказывает «высшую честь» – довести до экипажа. Ни слова о расследовании хотанских и карашарских дел; будто так все и кончилось, и все запрещения работы должны быть проглочены за завтраком.

Можно всячески оскорбить, а потом замазать все плавниками акулы. Сегодня запечатают наши сундуки, чтобы нас не тревожили на границе. Три часа длилась бессмысленная тягучая процедура отмыкания сундуков и никчемной переборки вещей. И когда эта нелепость будет оставлена?

К вечеру происходит уже знакомая нам провокация. Какой-то дунганин отвратительного вида набросился и избил Рамзану. Схваченный уверял, что принял Рамзану за китайца и потому избил его. Странное объяснение. Опять странно, что провокация происходит именно в день завтрака у губернатора. Вечером предупреждают о двух опасных местах по пути до Тополевого Мыса. Грабят киргизы. Конечно, здесь конвой не дается губернатором. Конвой нужен там, где безопасно.