Николай Рерих - Шамбала. Сердце Азии

Никаких сведений из Америки. Когда и где сможем мы получить их? На телеграмму, посланную 12 апреля, до 16 мая ответ не пришел. Состояние телеграфных столбов, проволоки и изоляторов указывает: «Оставьте все надежды». Надо сказать Хоршу, чтобы не посылали телеграмм по бентлей [513]. Тут и без шифра извращают слова неузнаваемо.

22 мая.

Пески до самого Чипейцзы, в 16 потаях. Легкие облачка скрыли солнце, иначе был бы зной несносный. Как Садык, кучер, говорит: «Лошадей бы зарезали». Никогда не видали столько дичи: золотые фазаны, куропатки, гуси, кроншнепы, утки, чайки, зайцы. Фазаны сидят на дороге перед самым экипажем. Вышли в пять утра, дошли в половине третьего. Предлагают лучше двигаться ночью. Чипейцзы – непривлекательное место, дворы грязны. Стоим за селением у речки. Позади скрылись отроги Тянь-Шаня, а далеко впереди, к северу, показалась легкая линия Тарбагатайских гор. По степи маячат китайские могилы в виде курганчиков. Опять пришел вонючий оборванец и унес куда-то паспорта. Уморительно сверял наши физиономии с карточками. Нескончаемый полицейский участок!

Узнали, кто такой Цаган-хутухта [514]. Оказывается, он олет. Сейчас находится в Лабране. Как поучительно сверять сведения из-за Гималаев со сведениями с севера. Только так складывается истинный облик лиц, событий, верований. Каждая страна, не удаляясь от истины, вкладывает свои особенности в свою наблюдательность. Тибет преувеличил Таин-ламу, сведения о Цаган-хутухте совпадают.

Цветет джидда, розовеет свежая жимолость. Пахнет весенней свежестью к вечеру. Опять будет драма с возчиками, надо уговорить их двинуться ночью. Решили не спать, идти в одиннадцать ночи.

23 мая.

Вечер настроился неспокойно. Приехали странные китайцы с десятью солдатами. Исполняют какое-то таинственное поручение генерал-губернатора. Едут в Пекин и Москву. Плетется сеть интриг.

Пришел совет – уезжать немедленно, привязать, заглушить колокольцы под дугою и погасить огни. Неспокойно. Так и сделали, и вышли под дождь и ветер с заряженным оружием. Шли глубокими, тяжкими для лошадей песками. Восемнадцать потаев до Улун-Болыка взяло 12 часов, с двумя часами кормежки лошадей. Улун-Болык – бедный лянгар. Пищи нет. За семь потаев до лянгара пески перешли в темное галечное взгорье Джаирских гор. Все стало четко. Заклубились ослепительные грозовые тучи, и в стороне Чугучака [515]загрохотало. Сидим на бугре около убогого китайского храмика. Перед нами в последний раз тянется и тонет в тумане гряда Небесных гор. Так они небесны в тоне, так богаты белыми гребнями.

Так мало еще знают калмыцкие улусы. Когда и кому удастся пройти через все лабиринты захороненных богатств? Вся даль трепещет в сияющей радуге разложения. Сапфировая пустыня и эфирные горы влились в небо. Разубранные холмы в золоте. Уж очень красива ты, Азия. Твой черед. Прими чашу мира.

Едут дунгане и калмыки с ними. В тоне, каким калмык говорит с нами, звучит какое-то доверие и близость. Простодушно рассказывает, как он хотел охотиться в горах, а местный князь запретил. Через дорогу перебежали шесть серых серн. Можно представить, сколько дичи в горах. Телеги опять не пришли. Будем третью ночь без сна.

24 мая.

Для дальних путей пригодны лишь тибетцы и некоторые монгольские хошуны. Все остальные слабеют, теряют бодрость и впадают в уныние.

Простились с Тянь-Шанем. Впереди бесснежные мелкие купола Джаира. Сегодня тот самый страшный день, о котором твердят все караванщики. Именно в ущельях Джаира бывают грабежи и убийства. Взгорья Джаира встретили нас совсем сурово. Ледяной вихрь, дождь, град, а под ночь – лед и снег. Наш возчик ухитрился 17 потаев до Кюльдинена пройти в 22 часа. Дошли в половине третьего ночи. Измочалились окончательно плестись за арбами с заряженными винтовками. Отту – бедная станция в середине пути, утопающая в грязи. После нас приехали китайцы. Началось безобразие – ходили через нас. Плевали. Тут же развели кизяковый огонь, выедающий глаза. Накапали маслом и облили чаем. Мы были рады вечером убраться до Кюльдинена. Разбойников не видели. Теперь говорят, что главное место разбоя – не сегодня, а завтра, между Кюльдиненом и Ядманту. В снегу добрались до Кюльдинена. Зажались в вонючую лачугу и спали четыре часа беспросыпно. А там опять грузились, опять ссорились с негодным возчиком.

25 мая.

Весь день красив. Верно, что в узких ущельях красных гор могут быть нападения. Где-то близко во время гражданской войны многие сотни русских были изрублены киргизами. В наших людях чувствуется настороженность. Как нарочно, в самой узкой щели у второй арбы ломается ось и остальные четыре повозки оказываются запертыми. Самый удачный момент для грабителей, но они не являются. Два часа возятся с телегой. В пути по косогорам еще три телеги перевернулись.

После красных и медных гор спускаемся к зеленой степи, окруженной синими хребтами, и опять чистота красок равняется волшебной радуге. Мапан (13 потаев от Кюльдинена) – степное радостное место. По окраинам селения стоят юрты. Толпятся стада. Киргизы в малахаях скачут, как воины XV века. Калмыки с доверчивыми лицами. Не успели найти двор в Мапане, как приходит калмык со сведениями чрезвычайного значения: «Во втором месяце, т. е. в марте, от урумчинского генерал-губернатора распространились известия по улусам, стойбищам и монастырям о том, что таши-лама избран китайским императором. Еще на трон не взошел, но уже принял тамгу (печать)». Только бывшие в Азии могут оценить значение этой выдумки для Монголии и Тибета. Конечно, в данном случае урумчинский властитель имеет в виду именно Монголию. Да, об этой выдумке газеты не пишут и Рейтер не телеграфирует, но именно эти незримые узлы создают будущую действительность.

Много вестей про таши-ламу будет бродить по калмыцким и монгольским просторам. На многие годы!

Петля на Монголии задумана генерал-губернатором широко [516], и он думает, что никто об этом не знает. Но система китайских подкупов такова, что не только ямын губернатора узнает все события, но и о ямыне все, кто хочет, тоже узнают все. Налаженная машина действует в обе стороны.

Все богатство этой страны, вся ее красота, вся ее значительность ждут новых путей, новую культуру и самосознания. Оцените, каков слух о новом китайском императоре. Калмыки радуются притоку товаров из Советского Союза. Говорят: «Теперь в России все хорошо».

26 мая.

Калмыки просидели у ламы всю ночь. Принесли много новостей. Эти «устные газеты» имеют обширный политический отдел. Калмыки очень хвалят Быстрова. Удивительно, как быстро добрая слава о нем прошла по всем калмыцким землям. Простились мы с калмыками. Ждут они.

Сегодня путь долгий – 90 русских верст. Бежим зеленеющей степью. Всюду юрты, стада. Над дальними Тарбагатайскими горами готовится новая непогода, и холодеет ветер. Справа – отроги Алтая. Пробежали поселок Курте, где дорога разделилась: большая – на Чугучак, малая и глинистая – на Дурбулджин. В Дурбулджине те же глинобитки, но еще больше смеси народностей. Исчезло преобладание [казахов] или дунган.