Николай Рерих - Шамбала. Сердце Азии

Поздним вечером опять беседа и опять на те же темы. Прямо удивительно воочию убедиться, куда направлено народное сознание. Уже поздно, но приходят матросы и просят дать им статью в их газету. И вот первый «привет Востока» пишется для матросской газеты. Всячески хотят помочь эти обветренные, трудящиеся люди. Замечательные сердца! Новые друзья просят: «Позвольте писать вам»…

4 июня.

Семипалатинск. Три часа утра, перегружаемся на пароход «8 Февраля» до Омска. Решили ехать пароходом, ибо алтайская дорога поездом медленна – поезд идет 20 часов до Новосибирска. Едем в Госторг с письмом Быстрова. Опять встречаем заботливость и желание всячески помочь. Дают письма в Совторгфлот в Омске, где нам устроят места в международном вагоне. Заходим в книжный склад – удивительно: ни одной пошлой книги. Масса изданий по специальностям. И это все в пограничном захолустье, в уединенном Семипалатинске! Стоят и белые каменные дома, и серые деревяшки – как будто все то же самое, но жизнь иная наполнила эти остовы.

Под пароход подтянуло лодку, опрокинуло течением. Дружно бросаются помочь беднягам. По пароходу бродят любопытные детишки, нет в них забитости, нет наглости – есть та же пытливость. А Иртыш уже развернулся в могучую низовую реку. Гонят плоты. На них сидят, может быть, кержаки-староверы. «Коли скажешь им, что ел с киргизами, они ни за что за стол не пустят. И все велят креститься», – поясняет мальчик. Степная пословица: «Если товарищ твой кривой, старайся поджимать глаз, чтобы быть ему под пару».

Ушли кочевые аилы. Поредели всадники и пошли сибиряки каменнотесаные. А под Белухой еще снег лежит. Опять недавно выпал. А мясо там по 8 копеек за фунт. А хороший конь там восемьдесят рублей. И ко всему прибавлено крепкое, упрямое сибирское «однако». И киргизов сибиряки мало опасаются: так себе, барантачество – степное воровство-удальство. И команч, и зуни в Аризоне тоже угонит коня. Да своих ли коней стреножили скифы на вазе Куль-оба? Столько надо сказать. Столько запечатано красными печатями консула. Столько творится. И земля – земля Будды – переносится на великую могилу [521]. Опять забудутся многие сроки и нельзя их записать. А новый друг твердит на прощанье: «Я не потеряю вас».

5 июня.

И здесь на Иртыше достигают рассказы о жестокости китайцев. Едущие пограничники вспоминают о виденных ими китайских пытках. Осужденного опускают в полый столб с набитыми острыми шипами. Тело тяжестью своею опускается на шипы. Или через нос и носоглотку и через рот пропускают конский волос и начинают пилить. Или вводят конский волос в область глаза. Все это видят пограничники и везут эти вести в центр. О барантачестве сообщают центру. Когда недавно поймали богатого бая-разбойника и приговорили к ссылке на Камчатку, то 200 его сородичей приехало, предлагая все свое имущество как выкуп за своего старшину-грабителя. Твердыми мерами эти разбои будут прекращены, особенно если китайцы перестанут поощрять контрабанду, за которую берут крупный выкуп.

Юрты почти кончились. Степь. Низкие сосны и кустарник. За окном беседуют два молодых рабочих. Говорят об организации местного театра, о трудностях с костюмами и освещением. Говорят так, как и в столице редко услыхать можно. Пограничники толкуют о буддизме: понимают, что это не религия, а учение; оценивают, что Будда – человек, явная историческая личность; интересуются рукописью об Иссе; толкуют о великой материи. Откуда это ценное, ясное мышление? Ибо все это внутреннее содержание духа коммунизма – его стремление к красоте.

А вот идет Алексей Пивкин из Нижнего Новгорода и скорбит о том, что люди не понимают пользы практического объединения. «И все-то норовят отделиться в деревне, а как способнее бы скопом хозяйствовать».

6 июня.

Некоторые люди боятся гор и уверяют, что горы их душат. Не боятся ли эти люди и больших дел?

Еще шире Иртыш. Экая стремнина! Пожелтел Иртыш, и пошли белые гребни. Теперь верим, что здесь мог Ермак утонуть. Пришли от команды парохода: просят дать статью в их газету. Не успел написать: «Великая рука Азии», – а тут еще идут представители матросов и пассажиров с просьбой прочесть им лекцию. Вот это называется – стремление. Вот это поиски – нет ли где еще нового, нет ли полезного, чтобы просветиться. На картине «Сон Востока» [522]великан еще не проснулся, и глаза его еще закрыты. Но прошло несколько лет, и глаза открылись, уже великан осмотрелся и хочет знать все. Великан уже знает, чем владеет. В Америке и Дымов, и Каральник, и другие писали об этой картине, спорили, а она уже – в жизни.

На пристанях все гуще и гуще толпа. Павлодар точно высыпал к пароходу. Малыш спрашивает другого, совсем крохотного: «А ты пионер?» Сколько здоровых лиц! Радостно отметить легкость передвижения. Послушайте говор: тот с Камчатки, был в Семипалатинске. Этот в Павлодаре – из Кронштадта. Этот побывал в Сеуле и Бухаре. Этот – от границ Польши. Этот от Нижнего – на Алтае. Ведь крылья растут! «Все возможно и все доступно!» И уходит главный бич жизни – страх и предрассудки. Завтра последний день Иртыша. Омск. Поезд. Новый Восток. Новое, над чем знак розы.

7 июня.

Ветер и гребни сменились проливным холодным дождем. Попрятались толпы на пристанях. Е. И. довольна: нет зноя, которого она так опасалась. Спрашиваем себя, приехали ли уже в Москву Лихтманы. Последние письма из Америки были от начала января, а телеграммы от начала марта.

Т. [523]не знает, что мы проехали так близко от его родных мест. Вот рабочий рассуждает о религии. Слушайте в удивляйтесь, как широко, реально и практично судит он о применении новых методов. Вот он перешел к вопросу о пьянстве, и опять слышится здоровое суждение. Вот он толкует о дисциплине в армии; не удивительно, что такая армия представляет грозное своей сознательностью целое. Вот он оценивает экономические условия. Без вредного шовинизма он учитывает нарастание хозяйства. В его руках цифры и сопоставления. Говорит о налаженной работе народа со специалистами.

Нет ни ложного пафоса, ни хвастовства; спокоен жест руки, и безбоязненно смотрят серые глаза. Вот опять народный учитель. Тот, который работает двенадцать часов в сутки за 36 рублей в месяц. Он и учитель в трех школах, и режиссер, и народный лектор, партийный работник. Послушайте, как любовно он говорит о лучших методах преподавания; как он бережлив с индивидуальностью детей и как следит за достижениями науки. Сейчас едет, чтобы пройти дополнительный курс на биостанции.

А вот латыш – командир полка. Жена его шепчет: «Что делать с ним? Все, что имеет, раздает. Найдет каких-то бедных старушек, выдает им пенсию. А чуть скажешь ему, отвечает: «Да ведь ты сыта. Лучше я сам есть не буду». А ведь жалованье-то всего 125 рублей». Этот грозный латыш – убежденный коммунист самого чистого склада. И весело с ним говорить об эволюции материи. Это не тупой дарвинист, но реальный искатель и поклонник реального познания сущего… Радостно плыть по Иртышу и слышать доброе строительство. Радостно не слышать ни одного сквернословия и не видеть жестов пошлости. Радостно видеть углубление знания. Как Ленин говорил: «Претворение возможности в необходимость».