Федор Литке - Плавания капитана флота Федора Литке вокруг света и по Северному Ледовитому океану

Гости наши рано собрались домой и при прощании были одеты в белые рубашки, которые, кажется, в первую минуту их еще более топоров обрадовали. Скоро явился на короткое время и первый знакомец – Селен, который также был облачен в рубашку; и мы их после до самого вечера видели расхаживающими между кокосовыми деревьями в своих саванах, подобно теням в Елисейских полях.

Между тем у борта производилась весьма живая торговля: кокосы, рыба шли на всякие безделицы, но преимущественно на железо. Натуралисты не успевали рисовать множества разнообразных и редкой красоты рыб, из которых крупные составили весьма хороший ужин на всю команду. Веселость и благонравие островитян живо напомнили нам добрых юаланцев. Знакомство с этим народом обещало так много наслаждений, что я решил остановиться здесь на несколько дней, если только найдется якорное место, это в то же время дало бы мне случай произвести астрономические и магнитные наблюдения. Отыскивая вход в лагуну, прошли мы вдоль южной стороны группы на самом близком расстоянии. Риф составлял между островами настоящую плотину, по которой весьма легко было бы переходить с одного на другой, за исключением небольшого пространства между первым и вторым островом с востока, где некоторые думали видеть проход. Сомнение это надлежало решить на другой день.

До дюжины лодок держалось около нас, находя, по-видимому, удовольствие наблюдать за всеми нашими движениями. По временам то с той, то с другой слышалось: «тамол мамаль», «мамаль Лугунор». Они очень хорошо шли под парусами: когда мы имели ходу от 5½ до 6 узлов, они должны были часто отдавать шкоты и удерживать ход веслами, чтобы с нами держаться, хотя был полный ветер и не самый выгодный для них; которые же приводили к ветру, то, как стрела, удалялись.

Осмотрев южную сторону группы, легли мы в дрейф, чтобы связаться с лодкой, больше всех до сих пор виденных нами, которая долго за нами держалась; и хотя солнце уже село, однако три тамола – Оном, Каляль и Тукупас, не колеблясь, взошли к нам по штормтрапу [226], потому что огромные коромысла не позволяли лодке пристать к борту. Каляль отличался особенной веселостью и атлетическим сложением тела. Ножи, ножницы и тому подобное, по-видимому, совершенно их вознаградили за полсотню орехов и четыре курицы, ими привезенные, и они отправились весьма довольные, долго крича нам вслед: «мамаль» и пр.

За дождливой ночью следовало такое же утро (22 января). Мы спустились к тому месту, где виделось разделение в рифе, и в 9-м часу лейтенант Завалишин отправился для его осмотра. Часа через два возвратился он с весьма благоприятным известием как о проходе, так и о находящейся за ним гавани. Мы спешили воспользоваться тихим ветерком, который, как нарочно, перешел в SO четверть, и пробрались сквозь узкость в лагуну, а потом буксиром – к хорошему якорному месту под островом Лугунор. Целый флот лодок молчаливо нас сопровождал. Некоторые из усердия брали нас даже на буксир, но, разумеется, только путались самым смешным образом.

Селен в своей рубашке находился все это время у нас, а только что мы положили якорь, явились и другие, из которых приятнейшим для нас был тамол Эбунг, старик весьма простой наружности, но с умом и основательностью. Рассказав мне имена островов этой и соседних групп, стал он называть еще многие другие. Я сейчас же взял мел и, начертя на палубе окольные группы, просил его продолжать, и он начертил мне, с большим соображением, все известные ему острова Каролинского архипелага. Его карта заключала в себе большую часть имен, находящихся у отца Кантовы. Интересно было найти в восточной части архипелага острова Фаунупей и Арау, которые он описывал высокими. Первый, без сомнения, открытый нами – Пыйнипет; последний – может быть, Юалан. Буквы «р» и «л» здесь весьма часто смешивают; Алау мало отличается от Урала.

Селен, увидя, чем мы занимаемся, позвал из лодки много странствовавшего тамола Телиаура, который по-своему начертил также весь архипелаг к северу до Гуахана и к западу до Пеллы; первый называют они Уон; трудно бы узнать в этом остров Гуахан, если бы он не прибавил к этому: Рота, Саипан, Марина, Спаньол и Ингрес (Ingles). Я спросил, что еще есть за Пеллы к западу. Он провел черту и показал жестами очень ясно, что там уже небо упирается в землю и нужно под него подлезать. Большие сведения в географии не мешали Телиауру быть плохим космографом. Мы счертили эти карты, как сокровище; но узнали впоследствии, что устные сведения их гораздо удовлетворительнее этих карт. Здесь нет старшины, который не составил бы такой карты, какие мы встречаем у Кантовы и Шамиссо; но все они, сходствуя в числе островов, отличаются во взаимном их положении и расстояниях. Это естественно. Для народа, познания которого основываются на памяти и преданиях, черты, проведенные на бумаге или на песке, не могут иметь того же значения, как для наших умов, порабощенных механическими пособиями. В их глазах черты эти только опора для памяти, для нас они – главное, и мы по ним поверяем свою память. Они не видят противоречия в том, что два острова находятся на расстоянии у одного на вершок, у другого – на два, потому что каждый подразумевает между ними одинаковую продолжительность плавания.

Между вещами, обратившими на себя их внимание, были дротики и другие изделия с Пыйнипета. Когда они узнали, откуда эти вещи, между гостями нашими произошло общее движение. «Фаунупей, Фаунупей», – переходило из уст в уста. Один из старшин, взяв несколько дротиков, пращой и прочее, показал их из окон каюты островитянам, собравшимся в лодках, рассказал, что мы сами были на Пыйнипете, и много других вещей, конечно, весьма удивительных, потому что в толпе раздавались часто громкие восклицания. После того обо всем, что их удивляло или им нравилось, спрашивали они, не с Пыйнипета ли оно. И так высоко их мнение об искусстве пыйнипетцев, что мебель красного дерева, изумлявшую их полировкой, считали они сделанной, конечно, на Пыйнипете. Воинственные или, лучше сказать, буйные пыйнипетцы играют среди тихого и незадорного народа такую же роль, как жители островов Фиджи в архипелаге островов Дружбы. Они говорят о них, как о каких-то исполинах силы и храбрости; и нам в глазах их придавало, по-видимому, немало цены то, что мы, побывав на Пыйнипете, снесли свои головы.

Когда стемнело, все разъехались, кроме Селена и Эбунга, которые расположились у меня ночевать; музыка произвела на них, кажется, большее впечатление, чем на друзей наших в Юалане. Эбунг не приходил в себя от удивления множеству чудес, им встречаемых, но сохранял вид человека рассудительного и беспрестанно сообщал замечания свои Селену. За все эти новости отплатили они и нам неожиданностью, и не весьма приятной, рассказав, что в архипелаге их на SO от Лугунора есть остров Пыгирап, жители которого питаются человеческим мясом. Селен знаками, весьма выразительными, и с большим омерзением объяснил, как они разрубают человека, жарят, едят и пр. Я спрашивал то же и о многих других островах, но Селен обо всех решительно отвечал, что там этого нет. Если известие это справедливо, то Пыгирап, подобно Пыйнипету, должен быть населен иной от прочих каролинцев породой людей. Но, к утешению читателей, я должен поспешить сказать, что встреченный нами после на острове Гуахане каролинский старшина Оралитау, также человек весьма толковый, оспаривал это известие, и потому обстоятельство это может еще остаться под сомнением.