Григорий Грум-Гржимайло - По ступеням «Божьего трона»

Первый раз в рассматриваемый период термометр опустился ниже 0° в 3 часа утра 5 августа на р. Ихэ-улан при едва ощущавшемся северном ветре; затем мороз наблюдался впервые в долине Хый-хэ, выше устья р. Ихур, причем термометр последовательно показывал: вечером 15 августа (на абсолютной высоте 3236 м) – 2°, утром 16-го −4° и в 4 часа утра 17-го, при совершенно ясном небе и едва ощутимом западном ветре, – 10° предельную цифру, до которой спускалась ртуть в августе месяце. Во все последующие дни термометр хотя и показывал по ночам ниже 0°, но морозы уже не переходили за −4° и лишь в одном случае ртуть стояла на −5,5° (23 августа); всего же дней с показаниями термометра ниже нуля было в августе десять.

Максимум температуры (26°) выпал на 10 августа; в этот день мы спустились в зону лиственного леса р. Бабо-хэ и находились на примерной высоте 2855 м. В июле ртуть термометра не опускалась ниже 3°, но и не подымалась в тени выше 25°; в августе же колебания температуры были более значительны, и предельные цифры составляли +26° и −10°, одна после другой на прос. нстве недели и при разности абсолютных высот в 396 м. Вследствие прозрачности и сухости атмосферы в ясную погоду падение температуры после захода солнца ощущалось всегда очень заметно; в действительности, однако, суточные амплитуды не отличались большей величиной и лишь в единичных случаях достигали 22° в июле (на р. Дао-тан-хэ 20 июля) и 25° в августе (на р. Бабо-хэ 10 августа); случались также и очень теплые ночи, когда термометр не опускался ниже 10° (на р. Бухаин-гола с 31 июля на 1 августа, при затишье и пасмурном небе).

Таким образом, за весь рассматриваемый период самый холодный день выпал на 22 августа, когда суточная средняя из одиннадцати наблюдений выразилась −1°,25, самый теплый день в июле – на 30-е число, когда та же средняя из одиннадцати наблюдений составила 16,7 и в августе – на 11-е число, когда та же величина определилась в 17°.

Наконец, еще несколько данных:

Наибольшая средняя температура дня составляла (с 6 ч. утра до 6 ч. вечера) – 21°,75 (1 августа).

Наименьшая средняя температура составляла (с 6 ч. утра до 6 ч. вечера) – 0,5° (20 августа).

Наибольшая средняя температура ночи составляла (с 6 ч. вечера до 6 ч. утра) – 11° (с 31 июля на I августа).

Наименьшая средняя температура ночи составляла (с 6 ч. вечера до 6 ч. утра) – 7° (с 16 на 17 августа).

Вообще следует заметить, что, в противоположность июлю, в особенности же июню, август отличался более резкими скачками температуры, что, впрочем, видно и из сравнения их амплитуд, равнявшихся в июне 19°, в июле 29° и в августе 36°.

Средние за три летних месяца составляли: для июня 12°, июля 16°,6 и августа 7°,6. Значение этих средних должно быть однако учтено в соответствии с частой переменой пунктов наблюдения. Средние месячные, полученные Н. М. Пржевальским для гор Гань-су, выражались цифрами: июльская +14°,1, августовская +10,1° [231].

Мы выступили 5 сентября, в теплый солнечный день. Река Тао-лай (Бэй-хэ) пройдена была на этот раз без всяких затруднений даже нашими осликами, которые, отдохнув в Су-чжоу, бодро бежали теперь под своим громоздким вьюком. А мы сомневались еще в их выносливости и думали, что выпавшая на их долю задача – нести 655 кг фуража, кроме всяких неудобозавьючиваемых предметов – будет им не по силам.

За р. Тао-лай вновь развернулся перед нами участок каменистой пустыни, клином вдавшийся среди зеленых полос недалеких оазисов, но в веселой болтовне с Сплингардом, который захотел проводить нас до Цзя-юй-гуаня, мы прошли ее незаметно. Да к тому же уже с полдороги крепость стала видна как на ладони – вот-вот мы очутимся под ее стенами.

Кажущаяся близость предмета – явление в Средней Азии довольно обычное. В данном же случае оно объяснялось не только сухостью, и прозрачностью воздуха, но и удачным расположением Цзя-юй-гуаня над окрестной пустыней.

Действительно, уже от русла Тао-лай-хэ дорога пошла в гору, подымаясь едва ли где меньше 15 м на километр, а затем и самая крепость оказалась выстроенной точно на пьедестале на краю плоского холма, точнее – обрыва каменистой пустыни, залегающей между Хэй-Шанем и передовой цепью Нань-Шаня.

За километр от крепости нас встретил китайский чиновник со свитой из четырех человек. Сплингард поспешил надеть свою форменную шляпу, после чего все сошли с лошадей. При этом тотчас же обнаружилось, что Сплингард выше чином и положением выехавшего ему навстречу китайца, так как на его обычное приветствие «гун-чао», заключающееся в прижатии к груди сложенных вместе рук, тот ответил на две степени более почтительным «да-цзянем», при котором приседающий делает вид, что намерен пасть на колени.

На заявленное нами желание стать бивуаком в степи, при воде, чиновник одобрительно кивнул головой и, перемолвившись со Сплингардом, повел нас к южному углу крепости, где в логу мы нашли и воду, и вполне удовлетворительный корм.

На следующий день Сплингард проводил нас за Великую стену. Здесь мы еще раз горячо обнялись и разъехались в разные стороны. Перед нами лежала теперь почти не исследованная часть Гобийской пустыни, о которой путем-дорогой нам рассказывали немало чудесного. Между прочим, нам передавали, и притом неоднократно, что по пути мы встретим горных козлов; так как козлы – обитатели очень высоких скалистых хребтов, то вполне естествен был и тот интерес, с каким мы внимали каждому такому рассказу; но по мере того, как мы подвигались на север, туда же отодвигались и места возможной их встречи, пока от халхасцев-охотников мы, наконец, не узнали, что горные козы в Бэй-Шане – едва ли не миф. Зато с полной уверенностью те же охотники говорили нам о маралах (бугу) и архарах (аргали) в горах Ихэ-Ма-цзун-Шань. Архаров, как уже известно читателю, мы встретили и в других пунктах Бэй-Шаня, маралы же остались у нас под сомнением. Впрочем, нет ничего невероятного в том, что на высоком хребте Ихэ-Ма-цзун-Шань и до сих пор еще удержались олени, как удержались они в Алашанском хребте [232], в тугаях Амударьи и в тограковых лесах по Тариму. Как бы то ни было, все эти рассказы, не исключая и явных сказок, например о волосатых немых дикарях, лишь способствовали возбуждению в нас интереса к Бэй-Шаню, казавшемуся нам и так страной обетованной для всяких открытий.

От Цзя-юй-гуаня почти до селения Хой-хой-пу мы шли большой дорогой по местности, которая представлялась теперь, в сентябре, столь же безотрадной, как и ранней весной, когда на сером фоне песка и гальки, иногда на протяжении десятков метров, не попадалось ни кустика, ни былинки. За укреплением Хун-шань-цзя ландшафт стал несколько веселее: то там то сям стали мелькать пучки чия (Lasiagrostis splendens Kunth.), кустики терескена (Eurotia ceratoides G. A. M.), некоторые солянки (Horaniitpvia sp.? Salsola sp.?), Hedysarum multijugum Maxim, и Halogeton arachnoideum Mog.-Tand.; присматриваясь же ближе, можно было, сверх того, заметить среди гальки и более мелкие травы: Tanacetum multijugum Maxim., приземистую Artemisia fragrans var. subglabra Winkl. и остатки давно уже засохшего ковыля (Stipa sp.?).