Александр Гумбольдт - Второе открытие Америки

Мы с интересом вспоминали места, где стояли лагерем, когда плыли вверх по реке; мы снова встречали индейцев, которые сопровождали нас во время сбора гербария, и снова побывали у красивого источника, вытекающего позади дома миссионера из скалы, сложенной слоистым гранитом; температура воды в нем изменилась всего на 0,3°.

От устья Атабапо до устья Апуре мы плыли как бы по стране, в которой долго прожили. Нам снова пришлось поститься, нас снова кусали те же москиты; но уверенность в том, что через несколько недель наши физические мучения кончатся, поддерживала в нас мужество.

Проводка пироги через большой порог задержала нас в Майпурес на два дня. Отец Бернардо Сеа, миссионер Raudales, сопутствовавший нам на Риу-Негру, хотя и был болен, пожелал проводить нас со своими индейцами до Атурес. Один из них, по имени Серепе, переводчик, которого так беспощадно били на пляже Парарума, привлек к себе наше внимание угрюмо-скорбным выражением лица.

Мы узнали, что его покинула невеста-индианка и что это произошло из-за ложных слухов, распространившихся относительно цели нашего путешествия. Родившись в Майпурес, Серепе вырос в лесах у своих родителей, индейцев племени маку. Он привел с собой в миссию девушку 12 лет, на которой собирался жениться после нашего возвращения к порогам.

Молодой индианке очень не понравилась жизнь в миссиях; ей сказали, что белые поедут в страну португальцев (Бразилию) и увезут с собой Серепе. Обманутая в своих надеждах, она взяла чью-то лодку, вместе с другой девушкой того же возраста благополучно миновала Raudal и убежала al monte, чтобы вернуться к своим.

Рассказ об этом смелом поступке был главной местной новостью. Впрочем, печаль Серепе длилась недолго. Он родился среди христиан, совершил путешествие к крепости на Риу-Негру, знал кастильский язык и язык маку, а потому считал себя выше своих соплеменников. Как тут не забыть девушку, родившуюся в лесу?

31 мая мы прошли пороги Гуаибо и Гарсита. Острова посреди реки сверкали чудеснейшей зеленью. От зимних дождей развились цветочные влагалища у пальмы Vadgiai, листья которой поднимаются прямо к небу. Не устаешь любоваться видом этих мест, где деревья и скалы придают ландшафту тот величественный и суровый характер, каким нас восхищает задний план картин Тициана и Пуссена.

Незадолго до заката солнца мы высадились на восточном берегу Ориноко в Пуэрто-де-ла-Эспедисьон. Мы это сделали, чтобы посетить пещеру Атаруипе, которая, по-видимому, является местом погребения всего вымершего племени. Я попытаюсь описать эту пещеру, широко известную среди индейцев.

С трудом и не без некоторого риска вы взбираетесь по совершенно голой, отвесной гранитной скале. Было бы почти невозможно устоять на этой гладкой и круто наклоненной поверхности, если бы большие невыветрившиеся кристаллы полевого шпата не выступали из горной породы и не служили бы точкой опоры.

Едва мы достигли вершины горы, нас охватило удивление при виде необыкновенного зрелища, какое представляла собой окружающая местность. Архипелаг поросших пальмами островов заполнял русло пенящейся реки. К западу, на левом берегу Ориноко, тянулись саванны Меты и Касанаре. Они казались морем зелени, туманный горизонт которого был освещен лучами заходящего солнца.

Дневное светило, подобно огненному шару повисшее над равниной, изолированная вершина Унианы, казавшаяся более высокой, так как туман обволакивал ее и смягчал контуры, – все способствовало еще большей грандиозности этого величественного зрелища.

Внизу, под нами, нашему взору открывалась глубокая, со всех сторон закрытая долина. Хищные птицы и козодои поодиночке летали в этом недоступном цирке. Мы с удовольствием следили за их движущимися тенями, которые медленно скользили по склонам скалы.

Узкий гребень привел нас к соседней горе с округлой вершиной, усеянной огромными гранитными глыбами идеально шарообразной формы, имеющими в диаметре свыше 40–50 футов; кажется, что они касаются земли всего несколькими точками, и можно предполагать, что при малейшем землетрясении они скатятся в пропасть.

Я не помню, чтобы мне приходилось где-нибудь видеть подобное явление среди выветрившихся гранитных пород. Если бы шары лежали на другой горной породе, как это имеет место с глыбами на Юре, то можно было предположить, что они округлены под действием воды или выброшены силой какого-то упругого флюида; однако их местонахождение на вершине холма, также состоящего из гранита, заставляет считать более вероятным, что они обязаны своим происхождением постепенному выветриванию горной породы.

Самая дальняя часть долины покрыта густым лесом. Там, в тенистом и заброшенном месте, на склоне крутой горы, зияет пещера Атаруипе. Это скорее, не пещера, а выступ скалы, в котором вода вымыла обширное углубление, когда в эпоху древних переворотов на нашей планете она достигла такой высоты.

В этой гробнице всего вымершего племени мы за небольшой промежуток времени насчитали около 600 хорошо сохранившихся скелетов, расположенных так правильно, что было бы трудно ошибиться в их количестве. Каждый скелет лежал в чем-то вроде корзины, сделанной из пальмовых черешков. Корзины, называемые индейцами мапирес, имеют форму четырехугольного мешка.

Их размер соответствует возрасту покойников; есть даже корзины для мертворожденных детей. Виденные нами корзины были длиной от 10 дюймов до 3 футов 4 дюймов. Все скелеты согнуты пополам и совершенно целые; не было ни одного, у которого недоставало бы ребра или фаланги пальца.

Применялись три способа их обработки: одни отбеливали на воздухе и солнце, другие красили в красный цвет с помощью оното, добываемого из Bixa Orellana L., третьи, подобно настоящим мумиям, смазывали ароматными смолами и заворачивали в листья геликонии и банана.

Индейцы рассказывали нам, что свежий труп кладут в сырую землю, чтобы мясо постепенно сгнило. По прошествии нескольких месяцев трупы выкапывают и острыми камнями счищают оставшееся на костях мясо. Некоторые гвианские племена еще и теперь придерживаются этого обычая. Рядом с мапирес, или корзинами, попадаются сосуды из полуобожженной глины; они содержат, вероятно, кости членов одной семьи.

Самые большие из сосудов, или погребальных урн, были высотой в 3 фута и длиной в 4 фута 3 дюйма. Они зеленовато-серого цвета и овальной, довольно приятной для глаза формы. Их ручки сделаны в виде крокодилов или змей, края украшены меандрами, лабиринтами и настоящим греческим орнаментом из прямых, различно сочетающихся линий.

Такие рисунки встречаются во всех климатических поясах у народов, самых далеких друг от друга, как в смысле территории, занимаемой ими на земном шаре, так и в смысле достигнутого уровня цивилизации. Жители маленькой миссии Майпурес еще и теперь покрывают такими узорами самую обыкновенную глиняную посуду; ими украшены щиты таитян, рыболовные принадлежности эскимосов, стены мексиканского дворца в Митле и вазы великой Греции.