Александр Гумбольдт - Второе открытие Америки

К девяти часам утра мы находились у залива Карьяко, служащего рейдом для города Кумана. Холм, увенчанный замком Сан-Антонио, вырисовывался белым пятном на темной завесе гор внутри страны. Мы с интересом снова смотрели на пляж, где собирали первые американские растения и где несколько месяцев спустя Бонплан подвергся столь большой опасности.

Сквозь заросли кактусов (колонновидных), которые в виде колонн и канделябров возвышались на 20 футов, виднелись хижины индейцев гуайкери. Все в этом ландшафте было нам знакомо – и кактусовый лес, и раскиданные тут и там хижины, и та огромная сейба, под которой мы любили купаться по вечерам.

Наши куманские друзья пришли встретить нас; люди разных сословий, познакомившиеся с нами во время наших частых гербаризаций, выражали тем большую радость, что несколько месяцев тому назад распространилась весть о нашей смерти на берегах Ориноко.

Основанием для этих зловещих слухов послужила либо очень серьезная болезнь Бонплана, либо то обстоятельство, что шквал чуть не опрокинул нашу лодку выше миссии Уруана.

Мы поспешили к губернатору дону Висенте Эмпарану, чьи рекомендательные письма и постоянная забота принесли нам так много пользы во время только что законченного нами длительного путешествия. С его помощью мы сняли в центре города дом; возможно, он был слишком высок для страны, подверженной сильным землетрясениям, но представлял большие удобства для размещения наших приборов.

С его плоских крыш (azoteas) открывался великолепный вид на море, на полуостров Арая и на архипелаг островов Каракас, Пикуита и Боррача. Кольцо блокады гавани Куманы с каждым днем все больше сжималось, и в тщетном ожидании испанских пакетботов мы задержались в ней еще на два с половиной месяца.

Часто у нас появлялся соблазн перебраться на датские острова, которым нейтралитет обеспечивал мирное существование; однако мы думали, что, покинув испанские колонии, столкнемся с трудностями, если захотим в них вернуться. Получив столь широкие права, предоставленные нам в счастливую для нас минуту, мы ни в коем случае не должны были рисковать чем-нибудь не угодить местным властям.

Итак, мы использовали время для пополнения коллекции растений Куманы, для геогностического изучения восточной части полуострова Арая и для наблюдений над многочисленными затмениями спутников Юпитера, подтвердившими определения, полученные ранее с помощью других способов. Мы производили также опыты над необычайной рефракцией, испарением и атмосферным электричеством.

Привезенные нами с Ориноко животные вызывали большой интерес среди жителей Куманы. Капуцина из Эсмеральды (Simia chiropotes), столь похожего на человека выражением лица, и ночной обезьяны (Simia trivirgata), представительницы новой группы, на здешнем побережье раньше никогда не видели.

Мы предназначили их для зверинца Парижского ботанического сада, так как прибытие французской эскадры, потерпевшей неудачу при попытке захватить остров Кюрасао, неожиданно доставило нам великолепную возможность переслать животных на Гваделупу. Генерал Жанне и комиссар Брессо, представитель исполнительной власти Антильских островов, пообещали нам позаботиться об этом грузе.

Обезьяны и птицы издохли на Гваделупе; по счастливой случайности, шкура Simia chiropotes, которой больше нигде в Европе нет, несколько лет тому назад была переслана в Парижский ботанический сад, куда еще раньше доставили Couxio (Simia satanas) и Stentor, или ревуна, из каракасских степей (Simia ursina), изображения которых я привел в моем «Собрании зоологических и сравнительно-анатомических наблюдений».

Прибытие такого большого количества французских военных и высказывание ими политических и религиозных взглядов, не вполне совпадавших с теми, при помощи которых метрополии рассчитывают укрепить свою власть, вызвали большое волнение среди жителей Куманы.

Губернатор обращался с представителями французского командования с той вежливостью, какая диктовалась приличиями и тесными связями, соединявшими тогда Францию и Испанию. На улицах цветные толпились вокруг комиссара Директории, одетого в богатый, несколько театральный костюм.

Но так как люди с очень белой кожей тоже расспрашивали с нескромным любопытством всех, кто мог их понять, относительно того, каким влиянием в управлении Гваделупой пользуются при республике колонисты, королевские чиновники удвоили рвение, чтобы побыстрее снабдить маленькую эскадру.

Чужестранцы, похвалявшиеся тем, что они свободны, казались им докучливыми гостями; и в стране, все возрастающее благоденствие которой зижделось на контрабандных сношениях с островами и на своего рода свободе торговли, вырванной у правительства, я наблюдал, что испано-европейцы все еще превозносили до небес древнюю мудрость кодекса законов (leyes de Indias) [333], разрешавшую открывать гавани для иностранных судов лишь в крайних случаях аварий или бедствия.

Я упоминаю об этом контрасте между стремлением колонистов к переменам и косной недоверчивостью правителей, потому что он проливает свет на великие политические события, которые подготавливались издавна и повели к отделению от Испании ее колоний, или (как правильнее, пожалуй, было бы говорить) ее заморских провинций.

От 3 до 5 ноября мы снова провели несколько очень приятных дней на полуострове Арая, расположенном по ту сторону залива Карьяко напротив Куманы. Мы узнали, что индейцы время от времени приносят в город в большом количестве природные квасцы, найденные в соседних горах.

Образцы, которые нам показали, достаточно бесспорно свидетельствовали, что это был не алунит (квасцовый камень), похожий на горную породу из Тольфы и из Пьомбино, и не тонковолокнистые и шелковистые кристаллы соли щелочного сульфата глинозема и магнезии, какие выстилают трещины или полости в горных породах, а настоящие куски природных квасцов с раковистым или несовершенным листоватым изломом.

Нас обнадежили, что в сланцевой кордильере Маникуарес мы найдем месторождение квасцов. Столь необычайное геогностическое явление не могло не привлечь нашего пристального внимания. Брат Хуан Гонсалес и казначейский чиновник дон Мануэль Наварете, просвещавшие нас своими советами со времени нашего прибытия на здешние берега, поехали с нами в эту небольшую экскурсию.

Высадившись у мыса Каней, мы снова посетили древнюю солеварню, превратившуюся в озеро после вторжения моря, прекрасные развалины замка Арая и известняковую гору Баригон с ее труднодоступным западным склоном. Соленосная глина, с примесью горного масла и линзообразными кристаллами гипса, переходящая иногда в черновато-бурую глину, не содержащую соли, представляет собой весьма распространенную формацию на полуострове Арая, на острове Маргарита и на расположенной напротив части материка, близ замка Сан-Антонио в Кумане.