Христофор Колумб - Путешествия. Дневники. Воспоминания

Остальные корабли я послал прямым путем в Индию, к острову Эспаньоле, а сам направился к югу, намереваясь достичь линии экватора, и далее следовать к западу до тех пор, пока остров Эспаньола не останется к северу от меня. Прибыв на острова Зеленого мыса [337](название это ложное, ибо я не увидел на них ни клочка зелени, все же обитатели этих островов были больны, так что я решил не задерживаться здесь), я поплыл к юго-западу и прошел 480 миль, или 120 лиг, до того места, где с наступлением ночи Полярная звезда была в 5 градусах. Здесь ветер стих и начался такой великий зной, что мне казалось – сгорят и корабли, и люди на них.

Все сразу впали в такое смутное состояние, что не нашлось человека, который решился бы спуститься под палубу, чтобы взять посуду для воды или пищу. Жара эта стояла восемь дней. В первый день было ясно, а в течение семи последующих дней лил дождь и небо было покрыто тучами. И все же облегчение наступило. Уверен, что если бы и в эти дни светило солнце так же, как и в первый день, уж наверняка мы все не избежали бы гибели. Вспоминаю, что всякий раз, когда плавая к Индиям, я отходил на сто лиг к западу от Азорских островов, замечал я перемену температуры, и так на всем пути от севера к югу.

И я решил, в случае если господу богу угодно будет даровать мне ветер и добрую погоду, чтобы можно было покинуть места, где я находился, не отклоняться более к югу и не возвращаться назад, а плыть на запад до тех пор, пока я не достигну мест с той же температурой, какая была во время моего плавания на параллели Канарских островов.

И если бы действительно так и случилось, то тогда я мог бы идти дальше к югу. Богу угодно было по истечении этих восьми дней послать мне благоприятный восточный ветер; я проследовал на запад, но не решился отклониться вниз к югу, потому что заметил огромнейшие перемены в небе и в звездах, температура же оставалась прежняя [338].

Тогда я принял решение следовать все время прямо на запад на линии Сьерра-Леоне [339], намереваясь не менять избранного направления до тех мест, где, как я думал, будет обнаружена земля, и там исправить повреждения на кораблях и пополнить, если окажется возможным, запасы провизии и взять воду, которой у нас не было.

По прошествии же 17 дней, в течение которых, благодаря господу, ветер был благоприятным для плавания, во вторник, 31 июня, в полдень показалась земля. Я же ожидал встретить ее накануне, в понедельник, и к ней держал путь, но на восходе солнца, из-за недостатка воды, которая вся вышла, решил идти к островам Каннибалов и принял это направление. И так как его божественное величество всегда проявляло свое милосердие ко мне, случилось и на этот раз, что один из матросов, поднявшись на габию, увидел на западе три горы, одна около другой.

Мы возгласили Salve Regina и совершили другие моления и премного благодарностей вознесли нашему господу. После этого я свернул с пути, которым шел к северу, и направился к земле, к которой подошел в час вечерни у мыса, названного мною «Галеа»; острову же я дал имя Тринидад [340].

Там оказалась гавань, которая была бы очень хорошей, если бы оказалась она глубокой, находились дома и люди и прелестные на вид земли, столь же красивые и зеленые, как сады Валенсии в марте. Я был огорчен тем, что мне не удалось войти в бухту, и пошел вдоль берега этой земли к западу.

Пройдя пять лиг, я нашел место, где было глубоко, и бросил там якорь. На другой день я отправился тем же путем в поисках гавани, где можно было бы исправить повреждения на кораблях, взять воду и пополнить запасы зерна и продовольствия. Здесь я взял бочку воды и затем прошел до одного мыса, где нашел убежище, защищенное от восточных ветров, и нужную глубину. Я приказал бросить якорь, привести в порядок бочки и заготовить воду и дрова. Людям разрешено было сойти на берег и отдохнуть, ибо они утомлены были за время долгого пути…

Мыс этот назвал я Песчаным («Arenal») [341]. Я обнаружил, что весь берег тут был истоптан животными, которые оставляли следы, подобные козьим. И хотя этих животных, по-видимому, было тут много, обнаружено было только одно, уже околевшее. На следующий день с востока прибыло большое каноэ, в котором было 24 человека, все юноши, хорошо вооруженные луками, стрелами и деревянными щитами.

Как я уже говорил, они были молоды и хорошо сложены, кожей не черны, белее всех, кого я видел в Индиях, стройны и телом красивы. Волосы у них длинные и мягкие, остриженные по кастильскому обычаю, а головы повязаны платками из хорошо обработанной разноцветной (пестрой) хлопчатой пряжи. Думаю, что это были мавританские шарфы (альмайсары) [342].

Некоторые были опоясаны этими платками и прикрывались ими вместо штанов. Люди на каноэ заговорили с нами, когда находились еще на далеком расстоянии от кораблей. Никто – ни я, ни мои спутники, не могли понять их, и единственно, что я сделал, – это приказал им знаками приблизиться к нам. На это ушло более двух часов; то они приближались к нам, то отклонялись в сторону. Я приказал показать им тазы и другие блестящие вещи, чтобы возбудить их любопытство и заставить подойти к кораблям; по прошествии довольно значительного времени они подплыли на расстояние более близкое, чем на котором держались до сих пор.

Мне не терпелось вступить с ними в переговоры, и у меня не было ничего, что можно было бы показать им и побудить их подойти к кораблям. Поэтому я распорядился вынести на кормовую башенку тамбурин и приказал молодым матросам плясать, полагая, что люди в каноэ пожелают посмотреть вблизи на празднество. Но, как только они услышали музыку и увидели танцующих, все они оставили весла, взяли в руки луки и стали их натягивать, и затем, прикрываясь щитами, принялись осыпать нас стрелами. Музыка и танцы прекратились, и я приказал разрядить по ним арбалеты.

Они отплыли, направившись быстрым ходом к другой каравелле, и внезапно появились под ее кормой. Пилот этой каравеллы сблизился с каноэ, дал шапку и куртку одному из находившихся в каноэ людей, как казалось ему – старейшине, и договорился, что будет вести с ними переговоры на берегу, куда они и направились на каноэ, ожидая его приезда. Но пилот не желал высаживаться на берег без моего разрешения; они же, увидев, что он направляется на лодке к моему судну, вновь сели в каноэ и ушли прочь. Больше мы не видели ни этих людей, ни других с этого острова.

Когда же я подошел к Песчаному мысу, то убедился, что остров Тринидад отделяется от Земли Грасии (Благодати) проливом шириной в две лиги, который тянется с запада на восток; и для того, чтобы пройти к северу, необходимо было войти в этот пролив. Там были явные признаки течений, и оттуда доносился до нас сильный рев [343].

Я решил, что здесь находится полоса отмелей и подводных камней, вследствие чего нельзя будет проникнуть в пролив.