Ю. Куликов - Сподвижники Чернышевского

Лязгнул засов. Часовой впустил Аргиропуло. Они видятся ежедневно. Перикл страшно похудел и оброс. Болезнь подтачивает его силы. Чахотка. Едва ли несчастный выдержит. Но мужество не покидает его. Глаза загораются лихорадочным блеском, когда речь идет о борьбе.

— Какие новости, Робеспьер?

Пожав руку, падает на единственную скамейку.

— Что слышно о наших ходатаях?

— Ничего! Боюсь, как бы не сцапали Покровского с братией.

Разговор идет о товарищах по кружку. Они составили ядро московской студенческой депутации к министру просвещения. Во главе ее друг Заичневского, Аполлинарий Палладиевич Покровский. Цель — подать адрес и добиться от министра уступок для студенчества и пересмотра университетского устава.

Вопрос этот встал в дни осенних студенческих волнений 1861 года. В то время Заичневский и Аргиропуло сидели еще в Петропавловской крепости. Но до них долетали слухи о закрытии Петербургского университета и двух факультетов в Москве, гонениях на молодежь в других городах. Оба вспоминали московских друзей.

— Наши, наверное, тоже ввязались в драку, — говорил Заичневский.

Он не ошибся. Отпущенные на поруки Покровский, Понятовский, Новиков, Лебединский, Ященко вместе с остальными кружковцами возглавили левое крыло движения. Два месяца бушевали сходки. Московская полиция и профессорский совет растерялись. Главным оратором на сходках и демонстрациях был Славутинский.

В октябре начальство университета и полиция перешли в наступление. Перед домом генерал-губернатора произошло избиение студентов. Тверская полицейская часть до отказа была набита арестованными. А дальше — следствие, массовые исключения, административная высылка.

— Ничего у нас не выйдет, друзья, — смеялся Заичневский, когда ему рассказали о планах отправки депутации в Петербург, — разве таков путь нашей борьбы? Горбатого исправит только могила!

Но тут родилась новая мысль, заставившая его согласиться на поездку. Покровскому и его спутникам Понятовскому, Евреинову и Рубинскому поручили связаться в Петербурге с «партией» Николая Утина. Пора строить давно задуманное всероссийское революционное общество.

С момента ареста Заичневского произошли события огромной важности. Летом 1861 года по городам распространились три прокламации «Великорусе», взбудоражившие не только демократическую часть общества, но и либералов (впрочем, те сразу же перетрусили и заявили о своей непричастности к этому делу). Той же осенью среди молодежи ходило по рукам зажигательное воззвание «К молодому поколению». Оживилась работа лондонской типографии. Герцен все более решительно поворачивал в сторону боевого действия и рвал с либералами. Вместе с Огаревым он громко заявил; «Крепостное право не отменено! Народ царем обманут!» В июле 1861 года читатели «Колокола» увидели на страницах журнала воззвание «Что нужно народу?».

А как росло боевое настроение в Польше! Там назревало вооруженное выступление. «Если бы объединить его с русским народным восстанием!» — мечтали передовые люди. Правда, в России крестьянские бунты понемногу стали утихать, но подождите, что будет весной 1863 года, говорили многие.

— Страна идет верным курсом, — ликовал Заичневский. — Быть революции! — В это он твердо верил.

«Императорская партия» жестоко огрызалась. Бросили в Петропавловку поэта Михайлова, схватили отставного офицера Владимира Обручева. Аресты продолжаются. Все за прокламации, наверное. Ничего! Близко возмездие, пусть это знают монарх и его клика.

Смущало только одно. Где же в России руководящий комитет действия? Если он есть, то почему молчит, не заявит о себе по всей стране? Одно это удвоило бы силы революции, казалось юноше. Он жадно вникал в каждую строчку Чернышевского. Видел, какую титаническую борьбу ведет учитель с «императорской партией». Неужели в одиночку действует?

Вопрос этот Заичневский без конца обсуждал со своим другом. Аргиропуло склонен был думать, что революционного центра пока не существует, но вот-вот должен появиться.

— Доказательством служат прокламации, — говорил он. — Ведь кто-то их печатает и распространяет. Мы только не знаем кто.

— Нет, это не та литература, какая нужна сейчас, — кипел Заичневский. — Не согласен я с «Великорусом». Много пустого либеральничания наряду с громадным успехом.

— Ну, а другие воззвания?

— Тоже плохи! Нет в них полного выражения революционной программы.

Только две прокламации вызывали шумное одобрение у Заичневского. Это воззвание «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон» и такое же воззвание, адресованное солдатам. Авторы неизвестны.

— Вот как надо обращаться к народу!

Оба воззвания дошли до Заичневского и его друзей по счастливому стечению обстоятельств. Оказывается, хорошо знакомые им московские студенты Сулин, Сороко, Петровский-Ильенко и Гольц-Миллер давно издают запрещенную литературу. Это они издали известный всем «Разбор книги барона Корфа», написанный Огаревым. У студентов был сначала деревянный станок. Потом они приобрели металлический. Деньги на это дал сотрудник «Современника» поэт Михайлов. Тогда он был еще на свободе. Михайлов же передал им в Петербурге для набора прокламации «Барским крестьянам» и «Солдатам». Составителей не назвал. Ну что же, москвичи набрали пробный экземпляр, и только. Все дело погубил доносчик Всеволод Костомаров. Случилось это весной 1861 года. Схватили Михайлова. Сулин с товарищами тоже пострадали. Следствие по их делу шло одновременно с делом Заичневского. Взгляды и судьбы сплелись прочно. Они вступили в кружок Заичневского. Перед самым арестом Сулин продал станок Периклу Аргиропуло. Но было уже поздно…

Итак, всю работу надо начинать снова. Заичневский мечтал о создании Центрального революционного комитета. В голове рождался проект манифеста революционной партии России.

Вот и сегодня ему так хочется поделиться своими мыслями с другом.

— О чем, интересно, ты так расшумелся сегодня? Даже до меня долетало.

— Манифест вынашиваю!

Заичневский шагнул к окну и взялся за решетку. По небу ветер гнал облака.

— Революции все способствует в настоящее время, — начал он, — волнение Польши и Литвы, финансовый кризис, увеличение налогов, окончательное разрешение крестьянского вопроса весною 1863 года, когда крестьяне увидят, что они кругом обмануты царем и дворянами, а тут еще носятся слухи о новой войне, поговаривают, что государь поздравил уже с нею гвардию. Начнется война, потребуются рекруты, произведутся займы, и Россия дойдет до банкротства. Тут-то и вспыхнет восстание, для которого достаточно будет незначительного повода…

Заичневский перевел дух и, не оборачиваясь, продолжал. Долго еще звенел могучий голос, ударяясь о стены тесной камеры. Вдохновение трибуна окрылило юношу. Весомые, дерзновенные слова, казалось, сами слетали с языка.