Анастас Микоян - Так было. Размышления о минувшем

Джон Рид в своей яркой речи сказал, в частности:

«Я представляю здесь революционных рабочих одной из великих империалистических держав, Соединенных Штатов Америки, которая эксплуатирует и угнетает народы колоний.

Вы, народы Востока, народы Азии, еще не испытали на себе власти Америки. Вы знаете и ненавидите английских, французских и итальянских империалистов и, вероятно, думаете, что «свободная Америка» будет лучше управлять, освободит народы колоний, будет их кормить и защищать.

Нет. Рабочие и крестьяне Филиппин, народы Центральной Америки, островов Карибского моря – они знают, что значит жить под властью «свободной Америки».

Он говорил об участи Филиппин, Кубы. О последней он сказал: «Куба была освобождена от испанского господства при помощи американцев. И сейчас она является независимой республикой; но американские миллионеры владеют всеми сахарными плантациями, за исключением маленьких участков, которые они предоставляют капиталистам Кубы, которые и управляют страной. И как только рабочие Кубы пытаются избрать правительство, которое не в интересах американских капиталистов, Соединенные Штаты Америки посылают солдат на Кубу, чтобы заставить народ голосовать за своих угнетателей».

Это выступление Джона Рида было последним на коммунистических форумах. Он умер в том же 1920 г. в России, заболев тифом. Отдавая дань американскому революционеру, советские люди похоронили его в Москве на Красной площади, у Кремлевской стены. Написанная им книга «10 дней, которые потрясли мир» издана миллионами экземпляров.

Незабываемое впечатление производили и речи выступавших на съезде, и сам зал. Делегаты, охваченные одним общим порывом, встали, и некоторые, потрясая имевшимся оружием, клялись рука об руку с европейскими рабочими бороться против угнетателей.

Летом 1920 г., когда страна приступала к мирному строительству, появилась новая военная угроза советской власти: войска белогвардейского генерала Врангеля, перевооруженные Антантой, перешли в наступление. Вновь вспыхнул этот опасный очаг Гражданской войны.

Имея решение Центрального комитета партии о направлении на работу в президиум Нижегородского губкома партии, я попросил ЦК изменить это решение и направить меня на врангелевский фронт. Однако Центральный комитет оставил свое решение в силе.

В конце сентября 1920 г. я переехал в Нижний Новгород. Период моей жизни в Закавказье закончился.

Решение ЦК о переводе в Нижний Новгород было как гром среди ясного неба. Надо было ехать в новый, незнакомый край, о котором я имел тогда лишь самые общие понятия, не выходящие за пределы школьного учебника по географии.

Уезжал я из Баку с большим сожалением – не хотелось покидать бакинских друзей, вместе с которыми было пережито много трудных испытаний, сроднивших нас как братьев по общей борьбе.

На пути к Москве нашему поезду, в котором ехали и возвращавшиеся со съезда народов Востока делегаты Коминтерна Бела Кун, Джон Рид и другие, давали «зеленую улицу». И тем не менее двигались мы очень медленно, и объяснялось это не только тогдашними скоростями на железных дорогах. В ряде районов, через которые приходилось проезжать, еще действовали остатки белогвардейских банд, обстреливавших поезда и надолго прерывавших их движение. Узнав о наших путевых трудностях, Серго Орджоникидзе, находившийся тогда временно на Кубани, выслал для сопровождения бронепоезд.

Приехав в Москву, я уже не стал просить приема у Ленина, считая это неуместным и нетактичным. С выпиской из решения оргбюро ЦК направился в Секретариат ЦК к Крестинскому, чтобы получить у него необходимую информацию и указания. Пришел я в приемную, попросил доложить, чтобы меня принял. Я полагал, что, раз доложили, что прибыл, сразу же меня Крестинский и примет. Но секретарь, доложив ему, вышла. Заходит к нему один работник аппарата, другой – я молчу, не возмущаюсь.

Крестинский знал, что ЦК назначил меня председателем Нижегородского губкома. Около получаса я ждал, потом начал возмущаться про себя: почему меня заставляют ждать, что это такое – демонстрация? У меня все кипело внутри, молодой был, не привык к таким вещам. Смотрел злыми глазами на тех, кто заходил к Крестинскому. Вдруг через полчаса Крестинский сам выходит из кабинета: «А, товарищ Микоян, вы приехали из Баку, очень рад». Под руку ввел меня в кабинет. Это еще больше меня возмутило. Я был с ним официален, спросил только, что нужно делать. Он сказал, что нужно ехать в Нижний. Ничего конкретного сказать не мог. Минут пять был у него. Я высказал желание ознакомиться с некоторыми материалами. Он порекомендовал: «Зайдите к заведующим отделами, поговорите с ними». Кроме того, Крестинский предложил мне задержаться в Москве, чтобы присутствовать на IX Всероссийской партийной конференции, которая должна была открыться на следующий день. «Перед отъездом в Нижний это, пожалуй, будет для вас очень полезно», – сказал он.

Это предложение меня очень обрадовало. Хотелось вновь увидеть и услышать Ленина. Уж он-то, конечно, будет говорить о самом главном.

IX Всероссийская партийная конференция проходила 22–25 сентября 1920 г. в Свердловском зале Кремля. Ленин выступил с политическим отчетом Центрального комитета партии. С тех пор прошло 55 лет, но я хорошо помню, что именно благодаря выступлениям Ленина и великому его умению создавать вокруг себя атмосферу доверия, взаимного уважения, сплочения и единства делегаты конференции разъезжались тогда по домам с каким-то приподнятым настроением.

Конечно, причины, вызывавшие идейные разногласия, нельзя было устранить так быстро. Но заботливое и бережное отношение Ленина к партийным кадрам, в том числе заблуждавшимся, ошибавшимся, которое так отчетливо проявилось на той конференции, раскрыло для многих из нас еще одну замечательную грань облика Ленина как вождя партии.

Споря с оппозиционерами, он использовал все возможные средства и меры товарищеского воздействия, чтобы сохранить их для партии.

Вот почему примерно через месяц, 26 октября 1920 года, он пишет проект постановления политбюро ЦК партии, в котором считает необходимым «как особое задание Контрольной комиссии рекомендовать внимательно-индивидуализирующее отношение, часто даже прямое своего рода лечение по отношению к представителям так называемой оппозиции, потерпевшим психологический кризис в связи с неудачами в их советской или партийной карьере».

Эти строки нельзя читать без волнения. В них умение Ленина сочетать партийную принципиальность с бережным и внимательным отношением к тем коммунистам, которые в тот или другой период революции ошибались и, заблуждаясь, расходились с партией. В этом и заключалась суть ленинского отношения к партийным кадрам. Каким контрастом ему стало сталинское отношение к людям через каких-нибудь десять лет!