Анастас Микоян - Так было. Размышления о минувшем

Правда, на этом же заседании меня кооптировали в состав членов губкома и рекомендовали в состав президиума губисполкома. Таганов и Иконников внесли даже предложение о моем назначении председателем губисполкома, поскольку эта должность была тогда свободна. Однако и на этот пост местные руководители имели свою кандидатуру – Ханова. При голосовании я опять получил два голоса, и Ханов стал председателем губисполкома.

Помню, как поразило меня, приехавшего с Кавказа, отсутствие у нижегородских руководителей чувства элементарного гостеприимства. Мне не предоставили ни квартиры, ни даже комнаты в гостинице. Меня явно хотели выжить. Какое-то время я ночевал в общежитии для приезжих, где получил койку в общей комнате. Уже потом, как члену президиума губисполкома, мне выделили служебную комнату в здании губисполкома, куда я и перебрался из общежития. Здесь работал и тут же ночевал, используя стол вместо кровати, как когда-то в Баку. Только через месяц мне наконец-то предоставили хорошую комнату в доме бывшего нижегородского губернатора, где в квартире с общей кухней и ванной жили пять других работников губкома и губисполкома (Таганов, Карклин, Залкинд, Троицкий и Столбов).

Мое настроение тех дней хорошо передает письмо, посланное мною 14 октября 1920 г. Екатерине Сергеевне Шаумян. (Мне приятно отметить, что это и другие письма бережно хранились Екатериной Сергеевной. В день моего семидесятипятилетия сын Шаумяна Сергей подарил мне их, доставив большую радость.) «Как и следовало ожидать, – писал я, – здешние «верхи» сразу же заняли ко мне скрыто враждебную позицию как к «назначенному генералу», который хочет ими «верховодить». И в общем создалась очень неприятная обстановка. В первые дни мне никакой работы не давали, и после десятидневных размышлений они решили, пользуясь решениями последней Всероссийской конференции о назначенстве, вопреки направлению ЦК дать мне такое место, где бы я не мог влиять и руководить партийной работой. Они назначили меня в президиум губисполкома. И если целых десять дней у меня не было почти никакой работы, то за последние два-три дня дел появилось много: мне дали самые важные и трудные отделы губисполкома – совнархоз, финансовый, продовольственный и земельный отделы, а также гублеском, губтоп и пр. Работаю, посмотрим, что из этого выйдет».

На меня возложили также руководство губернской газетой, проведение кампании «Помощь фронту», а в начале ноября назначили заведующим агитпропотделом губкома, поручили вдобавок руководство союзом молодежи и национальным отделом.

Ни от каких обязанностей, которые мне предлагали, я не отказывался, только удивлялся, что за человек Ханов! Все экономические отрасли работы исполкома он взвалил на мои плечи. Работой ЧК и губвоенкома руководило непосредственно бюро губкома. Отдел образования возглавлял член губкома Таганов – учитель, хорошо знающий свое дело. Самому же Ханову практических дел, по существу, не оставалось.

Я предполагал тогда, что он перегружает меня или для того, чтобы иметь козла отпущения на случай обнаружения недостатков в работе, или по своей лености, о чем ходили слухи, а возможно, что и по двум этим причинам, вместе взятым.

Как бы то ни было, но я, что называется, с головой окунулся во всю эту груду порученных дел. Со многими из них я столкнулся тогда впервые. Не чувствуя себя достаточно подготовленным, чтобы решать их самостоятельно, а тем более с ходу, я – в особенности в первое время – старался больше прислушиваться к тому, что предлагали практические работники. Работал с увлечением, чувствуя, как обогащает меня эта кипучая многосторонняя деятельность. И хотя проработал в губисполкоме сравнительно недолго, но должен сказать, что приобрел там довольно большой практический опыт хозяйственного руководства, который во многом пригодился в дальнейшем.

Приближалась третья годовщина Октябрьской революции. Положение в Нижнем было тяжелое. С продовольствием было очень трудно. В Баку, например, я не видел такой нехватки продуктов питания. И все же, повторяю, основной костяк канавинских, сормовских и других рабочих губернии твердо стоял за Советы – за свою власть. Они работали в заводских цехах по полторы и по две смены подряд. Зачастую они выходили еще и на воскресники. В ту пору можно было увидеть такие объявления в газете: «Назначается воскресник по распилке дров для детских домов. Всем ячейкам РКП Городского райкома в полном составе прибыть в воскресенье к 9 часам утра в помещение Горрайкома, где будут даны пилы, топоры и назначения на работу».

Было в те дни и холодно и голодно. Не хватало сил. А затянут какую-нибудь революционную песню или шутник какой-нибудь развеселит людей – вроде и сил прибывает и будто теплей становится. Навсегда запомнил я эту бодрость духа, стойкость и революционную сознательность нижегородских рабочих.

Напряженное положение создалось в ту осень и в военном гарнизоне. В казармах находилось свыше 50 тыс. красноармейцев. Это были войска Запасной армии республики и Приволжского военного округа. Среди них почти 17 тыс. – бывшие дезертиры, вновь возвращенные в армию.

Плохо было со снабжением гарнизона: в первую очередь довольствие шло в действующую армию. В казармах невероятная теснота, скученность, не хватало матрацев, постоянные перебои с кипятком, освещением. Не все были обеспечены теплой одеждой и особенно обувью, даже лаптей не хватало. Все это вызывало среди красноармейцев сильное недовольство. А командование во главе с начальником гарнизона губвоенкомом Ительсоном, не считаясь ни с чем, внедряло солдатскую муштру, систематически проводило длительные и утомительные учения на холоде, не сообразуясь с физическими возможностями бойцов.

Положение становилось все более напряженным. Вскоре после моего приезда в Нижний на бюро губкома был поставлен вопрос «О настроениях в гарнизоне». Чтобы усилить политическое влияние в Запасной армии, губком решил использовать самые разнообразные формы агитации. В октябре для красноармейцев была организована «живая газета». В ней участвовали многие работники губкома и губисполкома, журналисты из «Нижегородской коммуны», артисты городского театра. Однако наладить положение в гарнизоне не удавалось.

Условия жизни красноармейцев оставались тяжелыми. Звучали все более тревожные речи. В казармах появились рукописные прокламации против большевистских Советов.

В этих сложных условиях городской райком партии по своей инициативе решил провести районную беспартийную конференцию. Этим немедленно воспользовались эсеры и меньшевики. Они выдвинули делегатами на конференцию наиболее недовольных, предварительно подготовив их.