Лаша Отхмезури - Жуков. Портрет на фоне эпохи

1 ноября Жуков выехал на поезде в Москву, но без Рокоссовского, вопреки тому, что он написал в «Воспоминаниях». Он встречался со Сталиным 2-го, потом 4-го. Верховный вызвал его не для обсуждения предстоящей операции севернее Варшавы, решение о проведении которой уже было принято совместно с Генштабом, а для распределения высших командных постов на последние месяцы войны в Европе. 7-го Сталин принимал Жукова и Рокоссовского с 23:15 до 01:20. Жуков, спутав дату, утверждает, что речь шла о наступлении 47-й армии севернее Варшавы. Он был против, Рокоссовский тоже, Сталин настаивал, и Рокоссовский в конце концов заколебался. Далее последовал эпизод, вырезанный брежневской цензурой из «Воспоминаний» Жукова:

«Мы с К.К. Рокоссовским вышли в библиотечную комнату и опять разложили карту. Я спросил К.К. Рокоссовского, почему он не отверг предложение И.В. Сталина в более категорической форме. Ведь ему-то было ясно, что наступление 47-й армии ни при каких обстоятельствах не могло дать положительных результатов.

– А ты разве не заметил, как зло принимались твои соображения, – ответил К.К. Рокоссовский. – Ты что, не чувствовал, как Берия подогревает Сталина? Это, брат, может плохо кончиться. Уж я-то знаю, на что способен Берия, побывал в его застенках.

Через 15–20 минут к нам в комнату вошли Л.П. Берия, В.М. Молотов и Г.М. Маленков.

– Ну как, что надумали? – спросил Г.М. Маленков.

– Мы ничего нового не придумали. Будем отстаивать свое мнение, – ответил я.

– Правильно, – сказал Г.М. Маленков. – Мы вас поддержим» [648] Жуков Г.К. Указ. соч. Т. 3. 10-е изд. С. 172. .

Странный эпизод. Очевидно, он в целом верно отражает атмосферу на тех заседаниях, на которых Берия, открыто или намеками, «подогревал» Верховного. Но один момент не соответствует истине: Рокоссовский не мог так сказать. Арестован и подвергнут пыткам он был при Ежове, в 1937 году, а Берия, после снятия Ежова, освободил его из тюрьмы.

11 ноября Жуков снова был у Сталина. Эта дата, сопоставленная с воспоминаниями Рокоссовского, позволяет установить, что, очевидно, в этот самый момент состоялись два разговора, приведенные Жуковым в его «Воспоминаниях».

Первый состоялся с Жуковым по телефону. Сталин спросил его:

« – Как вы смотрите на то, чтобы руководство всеми фронтами в дальнейшем передать в руки Ставки?

Я понял, что он имеет в виду упразднить представителей Ставки для координирования фронтами…

– Да, количество фронтов уменьшилось, – ответил я. – Протяжение общего фронта также сократилось, руководство фронтами упростилось, и имеется полная возможность управлять фронтами непосредственно из Ставки.

– Вы это без обиды говорите?

– А на что же обижаться? Думаю, что мы с Василевским не останемся безработными, – пошутил я» [649] Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. С. 285–286. .

Эти слова написаны для публики. Жуков вовсе не был простаком, что подтверждают материалы его личного архива, сохраненные его дочерью Марией и опубликованные в «Правде» 20 января 1989 года. Это заметки, которые были написаны от руки в период работы над «Воспоминаниями» и которые Жуков не смог или не захотел вставить в окончательный вариант книги. «Расчет был здесь ясный. Сталин хотел завершить блистательную победу над врагом под своим личным командованием, то есть повторить то, что сделал в 1813 году Александр I, отстранив Кутузова от главного командования и приняв на себя верховное командование с тем, чтобы прогарцевать на белом коне при въезде в Париж во главе русских доблестных войск, разгромивших армию Наполеона». Попутно отметим, что себя Жуков завуалированно сравнивает с Кутузовым. Но главное здесь то, что он понял игру Сталина. Упразднив должность представителя Ставки, вождь отправил в тень Жукова и Василевского, выводя на передний план себя.

При этом остается вопрос: были ли Сталину все еще нужны представители Ставки? С конца 1943 года против сохранения этого института возражали все командующие фронтами. Мы видели, что после Курска они, в случае несогласия с представителем Верховного главнокомандующего, все чаще обращались напрямую к Сталину. Видимо, немаловажную роль в упразднении института представителя Ставки сыграли мелочная придирчивость Жукова, доходившая до контроля за дивизиями и бригадами, его подавляющая окружающих личность, его вспышки гнева.

Представители верховной власти при армии не являются советским изобретением. Все государства, рожденные радикальной революцией, вводят, в той или иной форме, таких посланцев, призванных действовать от имени центральной власти. Во время Французской революции комиссары, посылавшиеся сначала Учредительным собранием, а затем Конвентом, в числе прочих обязанностей должны были следить за генералами (на чем «специализировался» Сен-Жюст), а порой даже учить их, или пытаться учить, военному делу. Во время Гражданской войны Троцкий посылал специальных чрезвычайных эмиссаров. С июня 1941 года Сталин направлял представителей Ставки на наиболее угрожаемые участки. Окончательную форму система приобрела осенью 1942 года, во время подготовки операции «Уран». Представитель Ставки должен был удостовериться в правильном понимании планов Москвы, контролировать подготовку операций, давать оценку действиям командующих фронтами и армиями, следить за соблюдением графика. Наиболее важные миссии такого рода выполняли Жуков и Василевский. Оба они обладали огромным авторитетом, первый как заместитель Верховного главнокомандующего и первый заместитель наркома обороны, второй – как начальник Генерального штаба. Они знали – конечно, в меньшем объеме, чем Сталин, – резервы Ставки и могли, с предварительного согласия Верховного, пользоваться ими для усиления того или иного участка. Также они имели полномочия вносить изменения в планы операций, менять направления ударов и перераспределять боеприпасы, технику и др. После изданного в мае 1943 года постановления только они и Сталин имели право отдавать приказы командующим фронтами. Важное место в их деятельности занимало обеспечение на стыках фронтов взаимодействия, а не взаимного игнорирования или создания друг другу помех, что являлось одной из основных причин неудач первых двух лет войны. Но они не имели собственных средств. Жуков приезжал без штаба, только с личной охраной. Средства связи он находил на КП фронтов или армий.

В германской армии не существовало ничего подобного представителю Ставки. Там была строгая иерархия подчиненности между командованием корпусов, армий и групп армий. Эти последние, в три-четыре раза меньше советских фронтов, находились в постоянном контакте с ОКХ, располагавшим в Цоссене самыми современными на тот момент средствами связи. Не было никакой необходимости ни убеждаться в правильности понимания на местах приказов, ни проверять, как идут подготовительные мероприятия. Германский офицерский корпус отличался однородностью, корпоративным мышлением и профессионализмом. В отличие от Красной армии здесь не требовался специальный человек, которого Верховный главнокомандующий наделил огромными полномочиями, чтобы обеспечить взаимодействие между крупными соединениями.