Лаша Отхмезури - Жуков. Портрет на фоне эпохи

Жуков объяснил, что срок в сорок шесть часов высчитан на основе венгерского опыта: ровно столько понадобилось, чтобы перебросить крупные механизированные соединения с запада Украины на австро-венгерскую границу. Жуковские слова о нанесении удара первыми свидетельствуют о буквально навязчивом страхе маршала перед внезапным вражеским нападением. Как мы помним, 15 мая 1941 года он предлагал Сталину предупредить гитлеровское вторжение превентивным ударом по германским войскам [828] Речь, произнесенная в Восточном Берлине, явно была призвана успокоить командование советских войск в ГДР, встревоженное созданием бундесвера и появлением в Западной Европе американского тактического ядерного оружия. Отсюда явные логические неувязки в представленной Жуковым схеме: как советские войска могли держаться сорок шесть часов под ударами американской авиации и/или ядерного оружия? . Советское руководство боялось повторения ситуации 1941 года. В 1965–1970 годах, когда СССР создаст надежный ракетно-ядерный щит, идеи об упреждающем ударе будут забыты. Повышенное внимание Жукова к развитию спецназа (которое будет использовано против него в 1957 году), бесспорно, тоже было связано с его намерениями нанести противнику внезапный удар и создать хаос в его тылу.

В 60 лет, несмотря на проблемы с сердцем, Жуков вел активную работу, многообразие и яркость которой сильно контрастировали с серостью эпохи его предшественника Булганина. Выполняя трудные поручения на международной арене, внимательно следя за борьбой внутри Президиума, он, как и полный энтузиазма Хрущев, внимательно следил за развитием военной техники, в первую очередь ядерного и ракетного вооружения, посещал страны – члены Варшавского договора и военные округа, морские и воздушные базы, присутствовал на выпусках из училищ молодых офицеров. С самого своего возвращения к активной деятельности он вынашивал проект «научно-военной конференции», призванной покончить с косностью советской военной мысли. Человеку, знакомому с Тухачевским, Триандафилловым, Свечиным и Иссерсоном, военные академии послесталинской эпохи казались удручающе серыми. С 13 по 20 мая 1957 года по его инициативе в Москве собрались двести высших командиров различных родов войск (в том числе начальник Генштаба Соколовский), начальники и преподаватели военных академий, руководители конструкторских бюро и НИИ.

На конференции выступили почти сто человек. Как писал об этом мероприятии сам Жуков: «Военно-научная конференция подобного характера проведена в наших вооруженных силах впервые. […] Главное внимание конференции было уделено обсуждению вероятного характера будущей войны и способов ее развязывания… основам применения в этот период видов вооруженных сил… Участниками конференции было высказано много полезных теоретических и практических соображений… В ходе конференции выявился ряд серьезных недостатков. […] Разработка военной теории отстает от уровня развития военной техники. В результате этого не всегда своевременно, с опозданием, проводятся организационные мероприятия, задерживается издание уставов, наставлений и учебных пособий. Наши военно-научные кадры очень робко подходят к разработке и изданию новых, оригинальных самостоятельных трудов, которые необходимы для развития военного искусства и повышения боеспособности наших вооруженных сил» [829] Октябрьский пленум. С. 115–116. . Маршал призывал к глубокому обновлению идей и концепций относительно начала будущей войны (это были отголоски раны, нанесенной 22 июня 1941 года), ее продолжительности, ее характера – наступательного или оборонительного (темы, уже рассматривавшиеся в 1920-х и 1930-х годах), использования различных родов войск, внедрения ядерного оружия и средств его доставки на территорию противника (новинка). В ближайшее время после конференции не появилось никаких новых фундаментальных трудов. Пришлось ждать, пока в 1960-х годах выйдут работы Соколовского, вновь возникнет интерес к Клаузевицу [830] В этой речи, которая должна была быть произнесена в мае 1956 г., Жуков критиковал официальную советскую позицию по отношению к западным военным теориям, считавшимся «буржуазными». «Эти теории интересны, – написал он, – и их следует публиковать». , а в 1970-х военные теоретики вернутся к вопросам «глубоких операций». Тем не менее эта конференция стала важным событием. Впервые с 1935 года министр обороны обратился к офицерам с призывом: думайте о стратегии сами! Не оставляйте ее политикам. Наверняка маршал вспоминал свой собственный опыт, когда его, совершенно безграмотного в стратегическом отношении, Сталин назначил начальником Генерального штаба.

В июне 1957 года сложился заговор против Хрущева. Главной фигурой в нем был Молотов. Его поддержали Каганович, Маленков, Булганин, Ворошилов (председатель Верховного Совета), но не Микоян, решительно ставший на сторону антисталинистов. Жуков тоже был вовлечен в эту историю и сыграл в ней значительную роль. Маленков встретился с ним 18 июня, за несколько часов до заседания, которое должно стать решающим. Он льстил Жукову, уверяя, что настало время стать членом Президиума ЦК, пытался привлечь его на сторону группы Молотова, просил его обеспечить ей поддержку армии [831] Молотов, Маленков, Каганович. 1957. Документы. С. 243. . Невероятные предложения, граничащие с бонапартизмом! Булганин и Молотов вели с ним разговоры в том же духе. Похоже, Жуков не ответил на авансы троих просителей. 18 июня собрался на заседание Совет министров. Присутствовала вся молотовская группа и Микоян. Было принято решение собрать во второй половине дня по ничтожному поводу Президиум ЦК и позвать на него ничего не подозревающего Хрущева.

В 16 часов началось заседание Президиума ЦК. Маленков сразу же энергично атаковал Хрущева, обвиняя в «нарушениях принципа коллективного руководства». Хрущев отказался вести какую бы то ни было дискуссию по этому вопросу. Микоян заметил, что Президиум не имеет положенного кворума: присутствуют только восемь человек. В этот момент пришел Жуков, кандидат в члены. Было ли его опоздание признаком того, что он еще не решил, какой выбор сделать? [832] Это колебание можно толковать так: Жуков был сторонником упразднения поста первого секретаря партии, занимаемого Хрущевым и дававшего чрезмерную власть партаппарату. Также можно предположить, что он благожелательно относился к возможности уменьшения роли партии и усиления роли правительства. С другой стороны, он не хотел ставить под вопрос начатую Хрущевым десталинизацию. Для него было физически и психологически невозможно помогать людям, убивавшим Красную армию в 1937–1938 гг. То, что он выбрал Хрущева, делает честь его моральным качествам и политическому чутью, хотя лично для него этот выбор окажется фатальным всего четыре месяца спустя. Хотя, если судить по его угрожающему тону, он свой выбор сделал и спас Хрущева: «Мы уйдем из Президиума и не будем участвовать в обсуждении вопроса» [833] Молотов, Маленков, Каганович. 1957. Документы. С. 153. . Добиваясь переноса рассмотрения вопроса на пленум ЦК, Булганин, председательствовавший на заседании, перенес его на следующий день и обещал вызвать всех членов Президиума.