Лаша Отхмезури - Жуков. Портрет на фоне эпохи

В 1961 году в свет вышли первые три из шести томов «Истории Великой Отечественной войны», нарушившие жизнь Жукова, вошедшую в целом в спокойную колею. Публикация вызвала у него холодную ярость и заставила ускорить работу над мемуарами. Написанные по заказу ЦК, под бдительным присмотром Хрущева, эти имевшие огромный успех в продаже четыре тысячи страниц, напичканные картами, фотографиями, свидетельствами участников и очевидцев, а также аналитическими статьями, формировали новую картину Великой Отечественной войны. Во втором томе, рассказывающем о событиях периода 22 июня 1941 – 1 ноября 1942 года, имя человека, сорвавшего немецкий блицкриг, стабилизировавшего фронт под Ленинградом, упомянуто лишь на семи страницах – меньше, чем имена Малиновского, Чуйкова и Еременко, не говоря уже о самом Хрущеве (он упомянут на тридцати одной странице). Да и упомянут Жуков лишь для того, чтобы возложить на него и Тимошенко ответственность за неудачи начального периода войны. О его роли в обороне Ленинграда ни слова; лавры спасителей города отданы партийцам: Жданову и Кузнецову. Победы в Битве под Москвой разделены между Лелюшенко, Кузнецовым, Рокоссовским, Говоровым, Болдиным, Голиковым, Беловым и… Жуковым. Командующий фронтом, тот, кто стабилизировал фронт после октябрьской катастрофы, кто вынес на своих плечах ноябрьские оборонительные сражения, человек, разработавший и осуществивший план декабрьского контрнаступления, был поставлен на один уровень с подчинявшимися ему командующими армиями, в том числе с Голиковым, которого он снял с должности за некомпетентность. В третьем томе (ноябрь 1942 – декабрь 1943 года) Жуков упомянут дважды, намного меньше, чем Хрущев и даже немецкие генералы! Такое же отношение к маршалу сохранилось в четвертом (вышел в 1962 году) и в пятом (1963 год) томах. Итак, официальная историография представляла его советским гражданам и всему миру как человека, виновного в катастрофе лета 1941 года; в остальном он практически не выделялся из толпы генералов.

Маршал был глубоко оскорблен. Его возмущение не знало границ. Он снова потерял сон… и начал последнее большое сражение своей жизни: восстановить свое законное место – первое место – в ряду победителей Гитлера. В конце 1961 года председатель КГБ Семичастный передал Хрущеву доклад, содержавший донесения его агентуры о словах Жукова, произнесенных им перед некоторыми бывшими сослуживцами: «Лакированная эта история. Я считаю, что в этом отношении описание истории хотя тоже извращенное, но все-таки более честное, у немецких генералов, они правдивее пишут. А вот «История Великой Отечественной войны» абсолютно неправдивая. Вот сейчас говорят, что союзники никогда нам не помогали… Но ведь нельзя отрицать, что американцы нам гнали столько материалов, без которых мы бы не могли формировать свои резервы и не могли бы продолжать войну… Получили 350 тысяч автомашин, да каких машин!.. У нас не было взрывчатки, пороха. […] Американцы по-настоящему выручили нас с порохом, взрывчаткой. А сколько они нам гнали листовой стали. Разве мы могли быстро наладить производство танков, если бы не американская помощь сталью?» [888] Октябрьский пленум. С. 493–494. В других отчетах КГБ удивляет одно обстоятельство: из всех высших командующих времен Великой Отечественной войны Жуков был единственным, кто признавал допущенные им ошибки и не пытался уйти от ответственности. «Это не история, которая была, а история, которая написана. Она отвечает духу современности. Кого надо прославить, о ком надо умолчать… А самое главное умалчивается. Он [Хрущев] же был членом Военного Совета Юго-Западного направления. Меня можно ругать за начальный период войны. Но 1942 год – это же не начальный период войны. Начиная от Барвенкова [разгром под Харьковом в мае 1942 года, часть вины за который ложится на Хрущева], Харькова, до самой Волги докатился. И никто ничего не пишет. А они с Тимошенко драпали. Привели одну группу немцев на Волгу, а другую группу на Кавказ. […] Я не знаю, когда это сможет получить освещение, но я пишу все, как было, я никого не щажу. Я уже около тысячи страниц отмахал. У меня так рассчитано: тысячи 3–4 страниц напишу, а потом можно отредактировать…» [889] Там же. С. 494.

Данные высказывания Жукова были слишком еретическими, чтобы не вызвать реакции правителей страны. 7 июня 1963 года Президиум – Хрущев, Брежнев, Косыгин, Суслов, Устинов – решил вызвать маршала и пригрозить ему исключением из партии и арестом [890] РГАНИ. Ф. 3. Оп. 16. Д. 948. Л. 8. Цит. по: Октябрьский пленум. С. 494. . В разговоре с Брежневым Жуков не стал отказываться от своих слов, кроме слов о воспоминаниях немецких генералов. Он повторил допрашивавшим его, что, как коммунист, принял решение Октябрьского пленума 1957 года, но не согласен с тем, что его называют авантюристом. «Эта неправдивая оценка до сих пор лежит тяжелым камнем у меня на сердце», – возмущался он. Когда ему напомнили слова, сказанные им о Малиновском, он подтвердил их и добавил, что как человека Малиновского не уважает, что это его личное дело и что никто не может ему запретить иметь собственное мнение. Затем, чтобы избежать всякого рода провокаций, напомнил присутствующим некоторые факты из биографии Малиновского. А затем он вновь заявил о готовности вернуться на службу: «Вот я пять-шесть лет по существу ничего не делаю, но ведь я еще работоспособный человек. Я физически, слава богу, чувствую себя хорошо и умственно до сих пор чувствую, что я еще не рехнулся, и память у меня хорошая, навыки и знания хорошие, меня можно было бы использовать. Используйте. Я готов за Родину служить на любом посту» [891] Октябрьский пленум. С. 613. . На это члены Президиума ответили, что вопрос его возвращения на службу будет зависеть от его дальнейшего поведения. И разошлись, не приняв в отношении маршала никаких санкций.

Жукову пришлось сражаться и на другом фронте. В начале 1964 года некоторые его бывшие боевые товарищи, руководствуясь собственной неприязнью и подзуживаемые Хрущевым, стали нападать на него в своих статьях и мемуарах. 11 февраля Захаров опубликовал в «Красной звезде» статью «Канны на Днепре», посвященную двадцатилетию Корсунь-Шевченковской операции. В ней он утверждал, что Жуков был не способен координировать действия двух проводивших ее фронтов и за это был отозван в Москву, что является ложью. Через несколько месяцев огонь по маршалу откроют в своих мемуарах Батов, а затем Чуйков. Последний особенно резко критиковал действия Жукова на Одере в феврале 1945 года. Вскоре после этого он вернулся к этой теме на страницах журнала «Новая и новейшая история». Жуков сразу же решил написать статью-опровержение в «Военно-исторический журнал» – самое значительное советское издание, специализирующееся на вопросах военной истории. Главный редактор Павленко заявил о своей готовности опубликовать текст, но, из-за его взрывного содержания, обратился в идеологический отдел ЦК за разрешением на публикацию. Там отказались вынести вопрос на обсуждение секретариата и посоветовали искать другие способы. Павленко обратился к генерал-полковнику Калашнику из ГлавПУРа, который ответил четко и ясно: «Уже заканчивается издание шеститомной истории Великой Отечественной войны, и обходятся без Жукова. И ваш журнал тем более обойдется без него» [892] Карпов В. Указ. соч. С. 352. . Павленко не сдался и обратился к начальнику Генерального штаба Захарову. «Вы главный редактор, у вас есть редколлегия – вот и решайте – заказывать статью или не заказывать». Наконец Павленко решился и попросил Георгия Константиновича написать статью, опровергающую утверждения Чуйкова и доказывающую невозможность взять Берлин в феврале 1945 года. Цензура «Военноисторического журнала» остановила верстку и проинформировала ЦК.