Лаша Отхмезури - Жуков. Портрет на фоне эпохи

Анализируя приказы и директивы, отдаваемые Жуковым в качестве начальника Генштаба и/или члена Ставки в первые десять дней войны, можно выделить три типа предлагаемых мер: краткосрочные – локальные контрудары и восстановление связи с фронтом; среднесрочные – выставление второго и третьего стратегических эшелонов из армий, сформированных во внутренних районах страны; и педагогические – переучить Красную армию, чтобы она могла успешно противостоять противнику.

Сомнению подвергается только польза локальных контрударов. Что, как ни парадоксально об этом говорить в обстановке всеобщего крушения и краха, позволяет положительно оценить деятельность Жукова в качестве начальника Генштаба. Чтобы не нарушать ход повествования, предоставляем читателю самому определить, к какой категории относятся события, о которых сейчас пойдет речь. Первая реакция Жукова – это реакция человека, который опирается на теоретические построения, не зная реального положения на фронте. 27 июня, в 10:05, он посылает телеграмму Климовских, начальнику штаба Западного фронта. Этому окруженному, дезорганизованному, подвергающемуся ударам со всех сторон фронту он от имени Ставки приказывает «указать, где остались наши базы горючего, огнеприпасов и продфуража», в точности указать линию фронта и нанести удар по танковым соединениям немцев, ставшим уязвимыми, потому что ушли далеко вперед от своей пехоты. «Такое смелое действие принесло бы славу войскам Западного округа», – простодушно добавляет он. В тот же день, в 20:25, Жуков послал Павлову директиву: «С целью разгрома подвижной группы противника в районе Радошковиче [северо-западнее Минска], опираясь на Минский укрепленный район… нанести удар… и, не допустив отхода ее на запад, уничтожить. Наступательные действия не прекращать и ночью. Для изоляции и уничтожения подвижных частей противника, прорвавшихся от Слуцка на Бобруйск. 214-ю авиадесантную бригаду. выбросить сегодня же ночью для действия в направлениях на Глушу, Глуск и Старые дороги» [379] ЦАМО. Ф. 48a. Оп. 3408сс. Д. 3. Л. 293, 294. Цит. по: Ставка ВГК. Документы и материалы. 1941 год. . Павлов не знает, где его корпуса, и лишен всякой связи. Его подчиненные тысячами сдаются в плен, а от него требуют уничтожить противника комбинированным ударом, который к тому же ему предстоит организовать за несколько часов… Мы могли бы процитировать десятки подобных приказов и директив, показывающих, до какой степени начальник Генштаба не владел реальной обстановкой, был оторван от действительного положения на фронте. В «Воспоминаниях» Жуков приводит долгий телефонный разговор с Климовских в тот же день, 28 июня. Доклад Климовских, одновременно неопределенный и оптимистичный – в то самое время, когда Западный фронт буквально агонизировал, – показывает, что он врал, умышленно искажая реальное положение или же сам его не зная. Такого рода доклады, часто продиктованные страхом, скрывали от Москвы подлинную ситуацию на фронте, что, в свою очередь, искажало представление о ней Жукова.

Через несколько часов после этого разговора немцы взяли Минск и Ригу. На следующий день, 29 июня, пишет Жуков, «И.В. Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны, в Ставку Главного Командования, и оба раза он крайне резко реагировал на сложившуюся обстановку на западном стратегическом направлении» [380] Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. С. 271. . Микоян в подробностях рассказывает о событиях 29 июня. Он, вместе с Молотовым и Берией, находился в кабинете Сталина. Утром пришло неподтвержденное известие о сдаче Минска. Сталин пришел в бешенство. Разве не послал он туда Кулика, Ворошилова и Шапошникова? Он позвонил Тимошенко и спросил:

– Что под Минском? Как там дела?

– Я не могу сейчас доложить, товарищ Сталин…

– А вы обязаны постоянно знать все детали, товарищ Тимошенко, и держать нас в курсе событий.

Сталин положил трубку. Его раздражение не проходило. «Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться в обстановке», – написал Микоян.

Поехали Сталин, Молотов, Маленков, Микоян и Берия, то есть группа, реально правившая Советским Союзом.

«В Наркомате были Тимошенко, Жуков, Ватутин. Сталин держался спокойно, спрашивал, где командование Белорусским военным округом, какая имеется связь. Жуков докладывал, что связь потеряна и за весь день восстановить ее не могли. Потом Сталин и другие вопросы задавал: почему допустили прорыв немцев, какие меры приняты к налаживанию связи и т. д. Жуков ответил, какие меры приняты, сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для установления связи, никто не знает. Около получаса поговорили, довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: „Что за Генеральный штаб, что за начальник штаба, который так растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует?“

Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек буквально разрыдался и выбежал в другую комнату. Молотов пошел за ним. Мы все были в удрученном состоянии. Минут через 5 – 10 Молотов привел внешне спокойного Жукова, но глаза у него были мокрые» [381] Микоян А. Указ. соч. Гл. 31. .

Можно ли верить этому свидетельству Микояна? Оно было записано в то время, когда Хрущев, чьим союзником был Микоян, всеми способами старался дискредитировать Жукова. И все же такое поведение будущего маршала объясняется его сильной эмоциональностью и чувством растерянности и собственного бессилия, которое наверняка мучило его тогда. Возможно, если бы Георгий Константинович считал, что влияет на ход событий, при его сангвиническом темпераменте он бы отреагировал на упреки вождя грубо и резко, чего бы это ему впоследствии ни стоило. По сути, Сталин был прав: на данном этапе войны Генштаб ничего не мог сделать с оперативной точки зрения. Для того чтобы узнать о местонахождении и состоянии соединений, Жуков вынужден был посылать в качестве посыльных штабных офицеров в довольно высоких званиях. А 28-го он приказал разведывательной авиации установить местонахождение двух стрелковых корпусов (30 000 человек), которые должны были находиться где-то около Пинска, но от которых не было никаких известий [382] ЦАМО. Ф. 48a. Оп. 3408. Д. 23. Л. 86. Цит. по: Ставка ВГК. Документы и материалы. 1941 год. .

Еще одной срочной задачей Жукова было сохранение и восстановление связи с войсками. 7 июля он отчитывал все армейские штабы: «Штаб 22-й армии 2.7.1941 г., меняя место своего КП, не доложил [об этом] ни штабу фронта, ни Генеральному штабу, с которыми у него была связь. В результате связь с ними была потеряна на 2 часа. Штаб фронта узнал о перемещении штаба [22-й] армии только от радистов. За грубое нарушение элементарных правил организации управления начальнику штаба 22-й армии генерал-майору Захарову и начальнику связи армии полковнику Панину объявляю выговор» [383] Там же. Д. 15. Л. 197. Цит. по: Генеральный штаб. Документы и материалы. 1941 год. Т. 23 (12-1). С. 67. . Красной армии приходилось учиться всему, в том числе элементарным правилам предоставления отчетности вышестоящим инстанциям. Так, приказ от 12 июля напоминал: «До сего времени войсковые части не выполняют приказ НКО № 138 – 1941 г. и не представляют списки персональных потерь личного состава. Обяжите части точно выполнять приказ НКО № 138 – 1941 г. и немедленно представить списки персональных потерь личного состава с начала боевых действий» [384] ЦАМО. Ф. 48a. Оп. 3408. Д. 24. Л. 468. Цит. по: Генеральный штаб. Документы и материалы. 1941 год. Т. 23 (12-1). С. 76. . Этот приказ так плохо выполнялся, что 21 июля пришлось отдать его снова.