Сара Корбетт - Дом в небе

Мы долго ехали вслед за Рыжей Бородой среди низких, плотно сбитых песчаных холмов, поросших кустарником, сменившихся под конец равниной серого цвета. Это было соляное плато. Всю дорогу мы с Найджелом развлекались как могли – пели песни, играли в «Двадцать вопросов» и просто кричали друг другу всякий вздор. Найджел рассказывал байки из своего детства – как он ненавидел интернат, куда его отправили учиться родители, и как он ненавидел за это родителей.

Мы расплескивали воду из бутылок, позволяли солнцу поджаривать свои голые плечи – словом, вели себя как школьники на первом свидании, с той разницей, что свидание проходило в эфиопской пустыне, в присутствии Рыжей Бороды и Верблюжьего Сплетника, которые молчаливо наблюдали за каждой нашей выходкой. По негласному уговору мы с Найджелом представлялись супругами, надеясь, что так наше свободное общение будет выглядеть более законным в глазах мусульман. Я, например, могла погладить его по щеке, а он игриво шлепал меня по заду, когда я садилась в седло после очередной остановки. Я начинала кое-что понимать о Найджеле. Несмотря на свои тридцать пять лет, он был не крепкий профессионал, а скорее полный надежд начинающий фотограф. Он говорил, что ему хочется быть военным корреспондентом где-нибудь в Афганистане, Судане, Ираке или Сомали – не важно где, лишь бы там шли военные действия, нуждающиеся в журналистском освещении. Я рассказала ему, как ездила в Кабул и жила в семье Амануддина. Грабитель на рынке не испортил мне общего впечатления об Афганистане как красивой загадочной стране, куда хочется вернуться. Найджел дал мне пощелкать своим фотоаппаратом – это был тяжелый, как кирпич, «Кэннон», с которым я забавлялась, меняя настройки в меню и объективы. Найджел показывал, как лучше снять пейзаж, как при помощи фильтра убирать солнечные блики.

Вторую ночь мы провели в маленькой афарской деревне, а точнее, в лагере перевозчиков соли. В одном шалаше Рыжая Борода раздобыл для нас два тюфяка и бросил их прямо на песок под открытым небом. Над нами мерцали миллионы звезд, не раз пролетал блестящий метеорит – плавно описывал широкую дугу и, вспыхнув напоследок, растворялся во тьме. От этой картины невозможно было оторвать глаз. Мы несколько часов пролежали без сна, глядя в небо, потом я начала дремать. Найджел вдруг сжал мою руку.

– Знаешь что? – сказал он. – Я бы сейчас ни за что не хотел оказаться в другом месте. – Помолчал секунду и добавил: – Или с кем-нибудь другим.

Я понимала, что он хочет сказать, и была счастлива.

Афарская котловина – это сюрреалистическое чашеобразное углубление в пустыне, несколько десятков миль шириной и длиной. Глубина его местами достигает трех сотен футов под уровнем моря. Ландшафт имеет вид разодранной коросты, сквозь трещины которой сочится земная лимфа. Когда мы достаточно углубились в котловину, нам стали попадаться озерца, где бурлила желтая и голубая сера, распространяя в воздухе тяжелую вонь. Нас с Найджелом это потрясало. Это было невероятно, шикарно, незабываемо. Найджел без остановки щелкал затвором, дабы иметь подтверждение, что это все реально существует на свете.

Примерно на четвертый день я перестала потеть. Все кости болели от тряски в седле. Язык ворочался с трудом. Губы потрескались и саднили. Даже выросших в пустыне афаров пошатывало от зноя. Во время полуденной передышки Рыжая Борода соорудил низкий навес из снятых с верблюдов седел и куска ткани. Мы все вчетвером заползли под этот навес, дающий легкую прозрачную тень, и уснули как убитые, невзирая на то, что лежим вплотную друг к другу. К вечеру мне стало худо. Меня бил озноб, в глазах туманилось, мне казалось, что я теряю сознание. Спустя еще несколько часов наступила ночь. Мы остановились на солончаке. Кристаллы соли, точно бритва, резали наши соломенные тюфяки. Найджел, озабоченно нахмурившись, лил воду в мой открытый рот. Я что-то говорила ему, я бредила, плохо понимая, где нахожусь. Над головой вращалось небо. Позже Найджел признался: он думал, что в ту ночь я умру и они повезут мое тело обратно через пустыню, привязав его к седлу, и во всем будет его вина. Но вышло иначе. Наутро я открыла глаза и села. Я чувствовала себя гораздо лучше, только голова немного болела. Когда я тронула Найджела за плечо, его глаза мигом распахнулись.

– Слава богу! – сказал он и погладил меня по волосам. – Ну ты нас и напугала!

Я видела, что он чувствует огромное облегчение. Я была тронута.

Я уговорила его не поворачивать обратно, а продолжать наш путь. Обещала пить больше воды и закрыться с головой от солнца. Найджел неохотно согласился.

– Ты мертвого достанешь! – сказал он, передавая мой рюкзак Верблюжьему Сплетнику, чтобы тот переложил его в багаж. – Вот характер!

В тот день мы преодолели последние мили, отделяющие нас от соляных приисков. Это было грязное, угрюмое, во всех смыслах экстремальное место, где пара сотен тощих афаров в шортах и футболках, используя длинные шесты, выковыривали из почвы огромные плиты серой соли, затем рубили ее на плитки поменьше и грузили на ожидающих верблюдов.

Увидев их, я и Найджел радостно спешились, потянулись, с облегчением размяли затекшие ноги, как будто бы наше путешествие окончено и нас ждет пенная ванна и обед из трех блюд. Потому что это та самая точка в конце пути, тот самый момент, когда вы с трудом достигли своей цели, это стоп-кадр полного удовлетворения, когда все ожидания оправдались и весь мир лежит у ваших ног.

Мы не вспоминали о том, что нам предстоит обратная дорога, что Найджел еще связан с Джейн, мы даже не замечали, что добытчики соли глядят на нас с откровенной враждебностью. И уже в следующий момент реальность грубо заявила о себе, и один из афаров, заметив в моих руках фотоаппарат, принял меня за инопланетную захватчицу – что, впрочем, было недалеко от истины, – схватил тяжелую глыбу соли и швырнул в мою сторону.

Из Эфиопии, следуя своему первоначальному плану, я отправилась в Каир, а Найджел улетел в Лондон, где должен был окончательно порвать с Джейн. Затем он вернется в Австралию, а я получу рабочую визу и присоединюсь к нему. Я купила мобильный телефон, чтобы он звонил мне, и он звонил почти ежедневно. Наши разговоры длились недолго – мы, как всегда, экономили, – но зато были полны любви. Чем дольше длилась разлука, тем больше я его любила. Скажи мне кто-нибудь раньше, что я побегу за парнем в Австралию, я бы не поверила, а теперь с радостью предвкушала эту перспективу.

Однажды он позвонил и расплакался в трубку. Правда вылетела из него, как пробка из бутылки. Оказывается, в Лондоне у него нет подруги. Женщина по имени Джейн, о которой он мне рассказывал, это его жена. Они вместе десять лет, но поженились только год назад. Найджел говорил, что их брак – это ошибка и они все равно разведутся, что он очень виноват передо мной, утаив от меня эту подробность, и тем самым совершил еще большую ошибку. Он говорил жалобным тоном, задыхаясь от рыданий. Я тоже начала всхлипывать. А через пару минут без предупреждения дала отбой.