Сара Корбетт - Дом в небе

Я повернулась к Найджелу.

– Это нормально, когда летишь в зону боевых действий, – сказала я с напускной уверенностью. – Так бывает у всех. Тебе станет легче, когда мы прилетим.

Самолет вздрогнул и покатился вперед, дребезжа и подпрыгивая, как старый драндулет, все быстрее и быстрее, пока наконец не оторвался от земли. Меня вжало в сиденье, желудок прилип к позвоночнику. Найроби остался далеко внизу – конгломерат из трущоб под блестящими на солнце жестяными крышами и плоских бурых пустырей. Пока самолет набирал высоту, я сидела в оцепенении и смотрела в окно. Итальянец в соседнем ряду вынул из сумки Библию, надел очки в черной оправе и стал тихо читать. Я включила ноутбук, надела наушники и включила файл аудиомедитации, который слушала по вечерам в Багдаде, в «Хамре», чтобы быстрее уснуть. Эта запись осталась у меня с тех времен, когда мы с Джеми посещали курсы медитации. Ее надиктовала руководитель нашей группы. Звучным ласковым голосом, под тихий аккомпанемент фортепиано, она велела делать медленные глубокие вдохи, снова и снова, повторяя, как заклинание: «С этим вдохом я выбираю свободу. С этим вдохом я выбираю мир». Я сидела, закрыв глаза, и дышала, и слова складывались в моем сознании в новую ритмо-смысловую модель: «Свобода, мир, свобода, мир». В попытках успокоить нервы прошло около получаса. Когда я открыла глаза, мне было лучше, гораздо лучше. Я остановила запись и заметила, что итальянец смотрит на меня.

– Вы молились? – спросил он.

– Ну типа. То есть да.

Он улыбнулся и ничего не сказал.

– Я просто пыталась успокоиться, – прибавила я. Интересно, миссионер он или священник?

Итальянец кивнул. Он был старый, наверное, как мой дедушка. Косматые брови кустились над маленькими бесцветными глазками.

– Хорошо, что вы летите в Могадишо, – вдруг сказал он, наклоняясь ко мне. – Это достойно уважения. Только не забывайте об осторожности.

Вероятно, он хотел извиниться за то, что напугал меня ранее. Он думал, что я уже воображаю свою отрубленную голову на тарелке одного из племенных вождей. Но, так или иначе, он нас, можно сказать, благословил.

Полтора часа спустя после вылета из Найроби самолет начал снижение. В окне я впервые увидела, что собой представляет побережье Сомали – густые зеленые заросли, дюны белого песка и бурлящее море цвета мяты. Красота! Наверное, это один из самых красивых видов на земле. Вокруг ни дорог, ни гостиниц, никаких признаков обитания человека. Только природа – густые джунгли, дикие, косматые, – как девственный тропический рай в подзорной трубе первооткрывателя. Когда внизу показался город Могадишо, все так и прилипли к окнам. Он был потрясающий – белоснежный улей колониальных зданий, а внутри гавань в форме креста. Сомалийка, говорившая по-английски, печально покачала головой.

– Могадишо красив только сверху, – сказала она, обращаясь к нам с Найджелом.

Что до Найджела, то он даже не взглянул в окно. Он сидел как истукан. Его тело превратилось в каменную крепость, внутри который скрылся веселый парень, который когда-то пел мне залихватские австралийские песенки, сидя на верблюде. Я ощутила острый укол вины. Я слишком много от него хочу. Сомали как район военных действий не подходит для начинающих.

Посадочная полоса протянулась прямо вдоль пляжа, где разбивались сапфировые волны. Сырой воздух отдавал рыбой. Терминал международного аэропорта Аден когда-то был выкрашен в цвет морской волны, но теперь об этом можно было лишь догадываться. Внутри было сумрачно и тесно. Мы с Найджелом встали в очередь на паспортный контроль. На земле он и впрямь немного ожил – вскинул на плечо свой красный рюкзак и слабо улыбнулся. К нам подскочил стройный молодой сомалиец, стоявший у паспортной будки. В руках у него была табличка: «Аманда. Отель «Шамо».

Какое облегчение! Нас встречают. Я с благодарностью пожала ему руку:

– Вы Аджус?

Это был не Аджус, а оператор, нанятый Аджусом для меня. Его звали Абдуфата Элми. У него было обаятельное симпатичное лицо с тонкой козлиной бородкой.

– Зовите меня Абди, – сказал он.

Аджус ждал нас в гостинице. Дорога, где всего пару часов назад шли бои, снова была открыта для проезда транспорта. Война пока закончилась.

– Идем, идем со мной, – торопил Абди.

Мы вышли в зал прибытия. Я была в джинсах и длинной рубашке. Абди привез мне толстый зеленый платок, закрывающий голову и плечи, что, впрочем, совсем не помогало мне сойти за местную. Нас с Найджелом толкали и отпихивали. Никто не улыбался. Мы пробились сквозь толпу зазывал, носильщиков, таксистов – под охраной бойцов армии Африканского союза. Все они были уроженцами Эфиопии и Уганды, в зеленой камуфляжной форме и с автоматами Калашникова. В каких только многолюдных местах мне не приходилось бывать, но это место было совершенно особое. Толпа здесь была взвинчена, опасна, как и окружающий ее хаос. Он был вездесущ, этот хаос, он пронзал воздух, был в легких каждого человека в аэропорту, ядовитое испарение гражданской войны. По крайней мере, мне так казалось. Я велела своему воображению умерить пыл.

Толпа носильщиков обступила багаж, который выгрузили из самолета. Многие были голые по пояс, костлявые, блестящие от пота. Я протянула свой багажный талон высокому и тощему, как жердь, молодому человеку. Вдруг что-то со свистом пронеслось в воздухе у меня над головой. Я оглянулась и увидела дородного эфиопского солдата с кнутом в руках. Заметив, что я смотрю на него, он улыбнулся и игриво помахал передо мной кнутом. Потом размахнулся и снова опустил его на кучу багажа и спины суетливых робких носильщиков. Если таким образом он пытался отделить настоящих носильщиков от потенциальных воров, то было непонятно, как он их различает. Вжжжжик! Сутулый сомалиец отскочил в сторону. Вжжжжик! Этот удар достался юноше, держащему мой талон. Он едва успел с торжествующим видом водрузить себе на голову мой грязный черный рюкзак. Похоже, промедление считается в Могадишо одним из самых страшных грехов. Хватай и беги. С каждой минутой простоя риск получить кнутом по спине возрастает в несколько раз.

Абди тоже торопил нас. Мы почти бегом добрались до парковки, где нас ожидал внедорожник «мицубиси», опять же под охраной военных. Наш носильщик, не обратив внимания на удар кнутом, быстро погрузил наши вещи в багажник. Я сунула ему пять долларов – целое состояние в стране, где взрослый человек живет в среднем на двадцать долларов в месяц. Я никогда в жизни не видела, чтобы людей били кнутом. В этом плане Сомали меня сразу огорошило. Пока мы выбирались из аэропорта, я все думала, не надо ли было дать носильщику двадцатку.

Помимо нас с Абди в машину поместились трое других мужчин – водитель и два мрачных вооруженных охранника. Эти парни состояли на службе Переходного федерального правительства и должны были сопровождать нас повсюду, куда бы ни поехали. Насколько я поняла, сомалийские солдаты получали официальную зарплату за охрану иностранцев, но им требовалось приплачивать, чтобы они не продали нас какой-нибудь банде. Все это покрывала сумма, которую следовало отдавать Аджусу.