Сара Корбетт - Дом в небе

И более спокойной мысли давно не приходило мне в голову.

У меня была бритва, которую мне дали несколько месяцев назад, чтобы я сбривала волосы на лобке. Она поржавела от влаги, и на лезвии выступили оранжевые пятна, но была еще острой – я точно знала это, потому что по-прежнему ею пользовалась. Бумажный пакетик с бритвой хранился среди моих немногочисленных туалетных принадлежностей, которые я выстроила, как маленькую крепость, возле матраса. Я считала, что при помощи этого лезвия можно вскрыть вены на руке, стоит только хорошенько нажать.

А пока я лежала в темноте, сжимая и разжимая пальцы, и ждала, когда у меня в руках восстановится чувствительность. Я все спланировала. Надо сделать глубокий поперечный разрез и несколько раз провести лезвием справа налево. На все потребуется не более двадцати минут. Я с мстительным удовольствием представляла, как они входят и застают меня полумертвой от потери крови и не могут ничего сделать, чтобы спасти меня. Умирая, я успею увидеть ужас на их мерзких рожах, когда они поймут, что сокровище ускользнуло у них из-под носа.

Я решила подождать до восхода солнца.

В последний год я часто бывала к себе жестока. Я упрекала себя в том, что прежде вела легкомысленный образ жизни, потакала собственным желаниям. Я горько сожалела, что по глупости поехала в Сомали, стремясь удовлетворить свои пустые амбиции и считая себя неуязвимой. Мне было невыносимо жаль, что я не успела сказать маме, что прощаю ей мое несчастливое детство. Жаль, что я так долго ненавидела собственное тело, что я изводила себя голодом, чтобы оставаться стройной. Как мне хотелось иметь шанс исправиться! Но теперь я поняла, что шанса у меня нет, и смирилась с этим. Смирившись, я испытала новое чувство. Я ощутила покой. Покой, утоляющий скорбь, как отлив, что оставляет после себя серебристую полоску вдоль берега.

Разве у меня не было жизни? Была. Я повидала мир? Да. Я многого добилась. Я любила, я наслаждалась красотой. Мне улыбалась удача. Я была благодарна судьбе, что прожила такую жизнь.

Пока первые лучи не проникли сквозь щель между ставнями, я вспоминала всех, кого мне будет не хватать после смерти. Больше других мне было жаль Найджела, который оставался один в Сомали. Я мысленно попросила у него прощения, у него и у каждого, что не смогла прожить дольше. Я посылала им свою любовь через океаны и континенты и очень надеялась, что они, где бы ни находились, ощутят ее. Я даже всплакнула. Но, в общем, я была готова. Время настало.

Из коридора доносились сонные звуки – кто-то вздыхал, кто-то похрапывал. Муэдзин, наверное, уже проснулся и вылезает из постели. Вскоре ему идти предрассветной тропой в мечеть, где светится розовый неоновый огонек, и возвещать начало молитвы. Утро было для меня самым тяжелым временем суток. Пробудившись ото сна, я всякий раз заново осознавала, что кандалы мне не приснились, а и впрямь сковывают мои лодыжки. Иногда даже приходилось ощупью убеждаться, что они настоящие.

Вынув бритву, я решила, что перед первым разрезом полежу еще минутку. Когда минута закончилась, я подумала: «Все, пора».

Но не успела я пошевелиться, как почувствовала странную теплоту, которая распространилась по всему моему телу от макушки до кончиков пальцев, точно изнутри меня омыла теплая жидкость. Я совершенно расслабилась. У меня было ощущение, что я растворяюсь и сливаюсь с матрасом, становлюсь частью чего-то большего, наполняющего меня новой силой. Это было не больно, а скорее увлекательно. В сознании замелькали пронзительно яркие картины из прошлого: пляжи, горные тропы, улица, где я жила с родителями до шести лет, – ну точно в кино. Как я истосковалась по этим местам!

Вдруг что-то шевельнулось на пороге. Утреннее солнце, падавшее в окно приемной, нарисовало бледный прямоугольник света у меня на полу. И там была маленькая птичка, вроде воробья, которая скакала туда-сюда по грязному линолеуму, вертя головой, и что-то клевала. Потом птичка подняла голову, как бы рассматривая комнату, заметила меня, встрепенулась и порхнула обратно в коридор, а затем вылетела в окно.

Я забыла, когда последний раз видела птиц. И я всегда верила в мистику – в обереги, талисманы, в приметы, в тайные знаки и ангелов. И вот теперь, когда я нуждалась в этом больше всего, мне явился ангел.

Я поняла: какие бы испытания меня ни ждали, я выживу и вернусь домой. Что бы ни случилось – я выберусь отсюда. Впервые за все время я была в этом совершенно уверена.

Рамадан подошел к концу. Наши тюремщики убили козу, съели мясо и снова перевезли нас в другое место. Новый дом находился далеко от океана и Кисмайо, в пустыне ближе к Могадишо. Я так и назвала его – Пустынный Дом. Возле дома был большой песчаный двор, где в углу ржавели два трактора, окруженный, как обычно, высокой стеной. На другой стороне росли низкие корявые деревья.

Скидс и мальчики так и не пришли, чтобы связать меня. Через несколько дней ссадины от веревок на руках и лодыжках начали затягиваться. Однажды Скидс швырнул мне в комнату пакет. Внутри лежали два аккуратно свернутых новых платья из тонкого хлопка в цветочек. Это был подарок, признательность за мои страдания.

Они все ощущали свою вину передо мной. Хассам и Джамал несколько дней избегали заходить ко мне в комнату. Другие с подчеркнутым вниманием отнеслись к обновкам – просили примерить, делали комплименты, говоря, что в этих платьях я похожа на сомалийскую женщину. Признаться, ткань была слишком тонкая, чтобы носить их постоянно. Так что я предпочитала свое старое красное платье, которое не снимала уже бог знает сколько времени. Даже Абдулла сделал мне подарок – принес однажды тюбик ароматизированного крема, говоря, что купил его на собственные деньги. «Из Германии», – с гордостью сообщил он. Я открыла тюбик, понюхала и закрыла.

В те дни, когда я лежала, связанная, Ромео в доме не было. Когда я рассказала ему, что произошло, он притворился удивленным, но по выражению его лица я догадалась, что ему было обо всем известно. Наверное, он сам приказал меня связать. Шли недели, Ромео все мрачнел. Оказалось, что Аллах в конце концов передумал посылать его в Нью-Йорк для обучения в аспирантуре. Ни выкупа, ни денег на билет не было. Судьбой Ромео было оставаться в Сомали вместе с нами и мальчиками и ждать.

В Пустынном Доме мы прожили около шести недель. На заднем дворе, который я видела через окошко в туалете, успел подняться зеленый бурьян и закрыть собой два ржавых трактора. Снова шли дожди, отмечая смену времени года.

Ромео усиленно изучал со мной Коран, используя экземпляр Найджела, который порой забывал отдать ему, и книга оставалась у меня на ночь. Начиная с конца, где главы были короче, я заучивала стихи, обычно пять-шесть строк за один раз, медленно переходя к более длинным отрывкам, пока не набиралось тридцать строк, которые я, запинаясь, цитировала по-арабски. Параллельно я читала перевод на английском, чтобы понимать, что говорю: Аллах – Свет небес и земли. Его свет в душе верующего подобен нише, в которой находится светильник. Светильник заключен в стекло, а стекло подобно жемчужной звезде. Он возжигается от благословенного оливкового дерева, которое не тянется ни на восток, ни на запад. Его масло готово светиться даже без соприкосновения с огнем. Один свет поверх другого! Аллах направляет к Своему свету кого пожелает. Аллах приводит людям притчи, и Аллах знает обо всякой вещи. И так далее.