Сара Корбетт - Дом в небе

Абди назвал меня сестрой, я его братом. Нас объединяли не только прошлые невзгоды, но и желания в отношении будущего: мы оба хотели не только быть свободными, но и чувствовать себя свободными.

Вскоре уехал Найджел. Он пришел попрощаться со мной в дом канадского посла. После больницы он еще неделю жил с родителями в гостинице, набираясь сил перед дорогой. Мы были бледны, худы, страдали от ночных кошмаров, но внешне начинали отдаленно напоминать нормальных людей. Я думала, что наша с Найджелом дружба продлится вечно, что мы всегда – как в те пятнадцать месяцев – будем делиться друг с другом самым сокровенным. В некотором роде, как мне представлялось, мы всегда будем стоять у соседних окон и болтать обо всем, что приходит в голову, чтобы выжить. В первую ночь нашей свободы в Могадишо мы поклялись видеться как можно чаще и остаться близкими друзьями. Мы обсуждали, каково будет вернуться к прежней жизни, к людям, которые не понимают, что нам пришлось пережить. Мы сто раз признались друг другу в любви.

Но уже в Найроби проявились обстоятельства, которые способствовали нашему отдалению. Стресс и огромное финансовое бремя не лучшим образом сказались на отношениях между нашими семьями. Я и Найджел вернулись домой, и каждый сам по себе пытался осмыслить произошедшее и начать новую жизнь. Мы и не подозревали, насколько это окажется трудным.

В первые два месяца мы часто перезванивались по скайпу, писали друг другу электронные письма, но постепенно наше общение затухало. Мы с трудом подыскивали темы для разговоров. Мы стали другими людьми. Как бы ни было больно это признавать, но прежняя близость исчезла.

Найджел написал книгу о своих злоключениях в Сомали и продолжил работать фотографом. Я желаю ему самого лучшего и всегда буду благодарна за его дружбу и поддержку на протяжении тех пятнадцати месяцев.

Я вернулась в Канаду незадолго до Рождества. Меня встречали папа, Перри, мои братья, бабушка и дедушка, тети, дяди и друзья. В собственной жизни я ощущала себя иностранкой. Мыслями я находилась еще на другом конце света, меня мучило чувство вины перед родными, которым я принесла столько горя, и все-таки, в окружении близких людей, я была подлинно, абсолютно счастлива. Некоторое время я методично отмечала каждый час, каждый день, каждую неделю свободы, отделяющие меня от того времени, что я провела в неволе. Мне казалось естественным вести такую внутреннюю бухгалтерию, будто на счетах, пока одна часть не останется в прошлом, а большая сумма не перевесит и не станет настоящим. После Сомали я перестала воспринимать свободу как нечто само собой разумеющееся. Я теперь гораздо больше ценю самые мелкие удовольствия – ломтик фрукта, прогулку в парке, возможность лишний раз обнять маму. Утром я просыпаюсь, чувствуя благодарность за все, что мне дали люди, – от спасения меня и Найджела до помощи в восстановлении после Сомали.

Я стараюсь выполнять данные себе обещания. Я наконец получила шанс посещать университет, окончив шестимесячные курсы по развитию международного лидерства в университете Святого Франциска Хавьера в Новой Шотландии в 2010 году. Эту программу я выбрала в связи с другим своим обещанием, которое дала себе в Темном Доме, – найти способ отблагодарить женщину, бросившуюся мне на помощь и защищавшую меня тогда в мечети, когда мы с Найджелом бежали от наших похитителей. Думая о Сомали, я вспоминаю ее. Я помню ее лицо, ее сбившийся платок, ее мокрые от слез глаза. Я так и не узнала ее имени. Я не знаю, жива она или умерла. Но этот курс в университете я посвятила ей. Это ради нее я основала некоммерческую организацию под названием Global Enrichment Foundation, которая поддерживает образование в Сомали. Пока я была заложницей, мне много раз приходило в голову, что если бы у мальчиков была возможность учиться в школе, если бы в их семьях женщины могли учиться, то война и религиозный экстремизм не представляли бы для них большого интереса. Global Enrichment Foundation сотрудничает с другими организациями, работающими в Сомали, которые занимаются самыми разными проблемами – от доставки продовольственной помощи до организации баскетбольных команд для девочек и предоставления полной четырехлетней стипендии тридцати шести ярким целеустремленным сомалийкам, обучающимся в университете. Некоторые проекты Global Enrichment Foundation – например, финансирование начальной школы и строительство общественной библиотеки – осуществляются в лагере доктора Хавы Абди, куда мы с Найджелом направлялись в тот самый злосчастный день, когда нас похитили.

Прошло около года. Однажды мне позвонили из Оттавы. Агент службы национальной безопасности сообщил, что в каком-то сарае неподалеку от Могадишо найдена тетрадь с эмблемой ЮНИСЕФ на обложке, заштрихованной черным маркером. Внутри несколько исписанных страниц. Не знаю точно каким образом, но тетрадь попала к канадским властям, и для меня сделали скан этих страниц. При взгляде на них меня пробила дрожь. Даже сегодня, стоит мне увидеть эти записи, я чувствую стоящее за ними отчаяние.

Порой воспоминания о Сомали захлестывают и угнетают меня, но в другие дни они почти не проявляются. Наверное, это навсегда. За четыре года мне довелось многое узнать о психологической травме, о том, как она влияет на тело и разум. Однажды, когда я сидела на лекции в Новой Шотландии, моя соседка съела банан и положила кожуру на стол рядом с моими тетрадями. Запах банановой кожуры подействовал на меня, как удар хлыстом. Я была в смятении. Перед глазами оживал эпизод, хранящийся в дальнем углу моей памяти: Темный Дом, я, голодная и отчаявшаяся, нахожу на полу гнилую банановую кожуру и съедаю ее. Внезапно меня атаковали все прежние ощущения – боль, голод, ужас, – и я выбежала из аудитории и заперлась в туалете, не зная, где настоящее и где прошлое и не приснилась ли мне моя свобода.

Потом я поняла, что в мире на каждом шагу попадается банановая кожура. Он полон вещей и явлений, которые могут мгновенно и без предупреждения отбросить меня в прошлое. Я боюсь темноты, бывает, что я в ужасе просыпаюсь среди ночи из-за кошмара, в закрытых помещениях – таких как лифт – я иногда начинаю задыхаться. Когда ко мне приближается незнакомый мужчина, я могу запаниковать и едва удерживаюсь от того, чтобы броситься прочь. Мое тело тоже хранит воспоминания: лодыжки порой болят, точно от тяжести кандалов, плечевые суставы ломит, словно руки у меня по-прежнему связаны. Бороться с последствиями травмы под силу не каждому, особенно в одиночку. Я, например, прошла специальный курс лечения. Со мной регулярно работали физиотерапевты, психологи, психиатры, диетологи, специалисты по точечному массажу и медитации, и все они мне по-своему помогли, как и общение с другими женщинами, пережившими сексуальное насилие. И все-таки бывают дни, когда я чувствую себя глубоко одинокой наедине с тем, что мне довелось испытать, и неприспособленной к нормальной жизни. У меня еще много желаний: я хочу учиться, странствовать, помогать людям, найти свою любовь и, может быть, когда-нибудь иметь детей. Ну а пока моя главная цель – восстановиться. Но я не сижу на одном месте. Я, как и прежде, ищу поддержки и новых впечатлений в путешествиях – в горах Индии, в джунглях Южной Америки и в Африке, куда меня иногда заводят проекты фонда.