Евгений Плющенко - Другое шоу

Тогда я не понимал, что однажды из-за тяжелых травм моя карьера фигуриста может внезапно закончиться, что в какой-то из дней я просто не смогу встать. Из перспективного спортсмена, добывающего на соревнованиях медали для своей страны, я мог превратиться в инвалида.

В 13–14 лет такие мысли в голову еще не приходят. Я думал о другом: надо очень много работать и ни о чем больше не думать, ни на что не обращать внимания. О моем состоянии заботилась мама, это она время от времени запрещала меня колоть, сама делала мне массаж, приводила своего истощенного от перенагрузок ребенка в чувство. Огромное спасибо ей за это.

Я никогда специально не учился драться. Когда-то отец подумывал о том, чтобы отдать меня в секцию карате, но в то время я уже вовсю занимался фигурным катанием. Родители никогда не говорили мне, что можно на кого-то поднимать руку, да и примера такого, естественно, не подавали. Но я с детства очень остро переживал любую несправедливость — по отношению к себе и окружающим. И если меня пытались задеть, обидеть, унизить, понимал, что за себя надо уметь постоять.

В десять лет я поехал на кубок России. В одном из городов, где мы остановились, я упросил старших ребят купить мне в магазине газовый баллончик. Почему-то мне очень хотелось иметь это средство защиты. Казалось, если баллончик будет лежать у меня в кармане, я почувствую себя более уверенно и точно смогу постоять за себя, ведь это слезоточивое оружие поможет мне держать оборону. Возможно, баллончик был мне нужен для того, чтобы чувствовать себя более взрослым.

По крайней мере тогда я был уверен, что газовый баллончик — это круто.

Мы приехали в Пермь. У нас было свободное время, и мы вчетвером: я, мой приятель и две девчонки — пошли тратить суточные; тогда нам казалось, что это целое состояние. Купили каких-то продуктов, но деньги у меня еще оставались. Вышли на улицу.

— Деньги есть? — Перед нами неожиданно возник какой-то шкет, на голову ниже нас, десятилетних.

— Какие деньги?

— Деньги есть? — переспрашивает пацан. Маленький, а такой наглый.

— Нет у нас денег. Иди отсюда, гуляй, мальчик!

Идем дальше. И вдруг слышим его пронзительный крик на всю улицу:

— У них точно есть деньги!

Оборачиваемся и видим, как к нам через дорогу двигаются несколько пацанов лет шестнадцати. Все что-то прячут под куртками — то ли камни, то ли палки — и грамотно нас обступают. Пока я пытался им объяснить, что у нас ничего нет, мой приятель и девчонки незаметно вынырнули из окружения и убежали.

Я остался один.

— Пацан, ты попал! Доставай деньги. — Парни явно расслабились.

И тут я вспомнил про газовый баллончик, который постоянно носил с собой — на всякий случай. Незаметно достаю его из кармана, целюсь в глумливые физиономии и изо всех сил жму на распылитель. Попадаю точно в цель!

Парни начинают чихать, корчатся, заливаются слезами. А я срываюсь с места.

До моей гостиницы бежать четыре остановки — в Перми это огромное расстояние.

Хорошо, что неподалеку оказалось здание, где тоже жили наши фигуристы.

Я залетел в вестибюль. Отдышался. Отсиделся полчаса. Но нужно было как-то пробираться к себе. Что делать? Ехать на троллейбусе? А вдруг они караулят за углом? И я принял решение: бежать!

Пробегаю буквально метров пятнадцать и вижу их в арке. Они стоят и трут глаза. Один поворачивается, видит меня и орет:

— Вот он!!!

Я в шоке. В голове единственная мысль, как включенная сирена: «Я пропал! Сейчас они меня догонят и искалечат». Вот тут я сказал большое спасибо своему волгоградскому тренеру Михаилу Маковееву, который заставлял нас гонять кроссы по десять километров. Я не бежал, я — летел!

К счастью, по дороге мне попались спортсмены из нашей гостиницы.

— От кого бежишь?

— Вон от них!

— Не переживай!

Тем временем преследователи, увидев старших пацанов, развернулись и пошли в другую сторону. А я под охраной взрослых отправился в свою гостиницу.

Газовый баллончик лежал в кармане. Я шел и думал: как здорово, что он у меня есть!

Когда я переехал в Петербург, мне часто приходилось стоять за себя.

Одноклассники меня не любили.

— Фу, фигурист! — морщились пацаны. — Этим видом спорта только девчонки занимаются!

Когда я это слышал, кулаки сжимались сами по себе, и я лез в драку.

В классе образовывались свои компании, а я пропадал месяцами на сборах, потом появлялся — и снова исчезал. Меня считали белой вороной. К тому же я плохо учился. Еще и занимался нелюбимым моими одноклассниками видом спорта. Фигурист в обтягивающем костюмчике, который постоянно танцует!

Однажды после очередного оскорбления завязалась драка — не на жизнь, а на смерть. Я бил обидчиков ногами и руками, они — тоже. В драке мне порвали одежду. Весь рваный и всклокоченный, я влетел после звонка в класс. Учительница с первого взгляда все поняла и отпустила меня с урока.

Дрался я отчаянно. И мне было абсолютно не важно с кем. Меня не останавливало, если мои обидчики занимались боксом, как, впрочем, и то, что я далеко не всегда выходил из драки победителем.

Но именно после этих стычек меня начали уважать, в классе появились друзья-приятели. Ведь я сумел постоять за себя, а для пацана это очень важно. Если ты считаешь, что прав, а тебя несправедливо обижают, надо уметь давать сдачи.

В школе у меня случались конфликты не только с одноклассниками, но и с некоторыми учителями. Естественно, что с ними я не дрался — это как раз тот самый случай, когда кулаками делу не поможешь.

Я приезжал со сборов или соревнований, получал домашнее задание и… ничего не понимал. А помочь и объяснить было некому.

Иногда я после второй тренировки приходил в школу и занимался с учителем дополнительно. Но это было тяжело и получалось далеко не всегда. Нагрузки на тренировках постоянно росли, и на школьные уроки порой просто не оставалось ни времени, ни сил. Я приходил домой и выключался: засыпал прямо в одежде.

Некоторые учителя, конечно, шли навстречу. А некоторых мои занятия фигурным катанием раздражали, их злило мое постоянное отсутствие, и, когда я наконец появлялся в школе, они отыгрывались на мне по полной программе.

Я только что вернулся с очередных соревнований. Начинается урок.

— Сегодня пишем контрольную работу. Все работают в тетрадях, а Плющенко — у доски!

Меня месяц не было в школе, я отстал от одноклассников на бесчисленное количество домашних заданий и параграфов. И если бы сидел за партой, смог бы у кого-нибудь списать. А сольное выступление у доски сулило еще одну двойку. Мне всегда казалось, что в подобных ситуациях учительница получает от происходящего какое-то особое удовольствие. Для меня же очередной выход к доске был равносилен нокауту или удару под дых.