Владимир Голяховский - Это Америка

Лиля тоже вышла, услышала русскую речь, улыбнулась и прислушалась. Очевидно, тут собрались старожилы, и разговор шел о результатах недавнего экзамена.

— Сколько ты получил баллов на этот раз?

— Шестьдесят восемь. Немного продвинулся, но мне еще далеко до заветных семидесяти пяти.

— Да, получить семьдесят пять — это мечта, значит сдал, отмучился.

— У меня на этот раз шестьдесят девять. Тоже немного продвинулся.

— А та молодая женщина из Черновцов недобрала всего один балл.

— Да ну?! Обидно, конечно…

— А что толку-то? Все равно не сдала.

— Наши опять на последнем месте по статистике сдачи.

— Да, в этот раз мало кто сдал. Правда, вопросы были такие, что я вам скажу!

— Да, знакомых по Каплановскому курсу вопросов было всего несколько, ну совсем мало.

— Нет, я насчитал больше десятка знакомых.

— Во всяком случае, с первого раза наши вообще не сдают.

— Было, говорят, пару случаев. Но то молодые, с хорошим английским.

— В среднем наши сдают по три — четыре раза. Некоторые сдавали пять раз.

— Говорят, по американским учебникам заниматься лучше, чем на этих курсах.

— Если читаешь свободно. А я одно и то же слово по десять раз в словаре ищу.

— Да мы все от словаря не отрываемся.

Один из слушателей, харьковский доцент Лейбан, авторитетно сказал:

— Я считаю, что Каплановский курс прекрасно натаскивает на экзамен.

— Лучше всего иметь копии всех предыдущих вопросов — ответов и шпарить по ним.

— Где их достать, эти копии?

— На Брайтоне продают — полный набор экзаменов за последние пять лет.

— Сколько стоит?

— Сто пятьдесят долларов.

— Так дорого?

— А что? Люди в складчину покупают.

Лиля вернулась на свое место, надела наушники и снова стала слушать. Даже знакомые вроде термины лектор произносил на американский манер, отличный от русского. Устав от непривычного напряжения, Лиля снова вышла в коридор. Там стояли те же люди, на этот раз к ним присоединилось несколько женщин. Одна, на вид лет пятидесяти, с раздражением говорила:

— На черта он мне нужен, этот экзамен! Я тридцать лет проработала детским психиатром в одной и той же больнице во Львове. А теперь вот сижу здесь и чувствую себя дура дурой. Чтоб он сдох, тот, кто придумал этот экзамен!

— Почему вы решили его сдавать? — сочувственно спросила другая.

— Потому что мне надо работать: у меня дочка разведенная и внучка маленькая. Нас некому поддерживать. Ах, как я не хотела уезжать из России! Дочка меня уговорила. Два года ушло на разрешение. Откуда я знала, что этот дурацкий экзамен обязателен для всех, даже с моим стажем? И вот, в мои-то годы, я пришла на эти курсы. Ну разве это справедливо? Мне бы как-нибудь проскочить.

— Проскочить через этот экзамен невозможно — или ты знаешь, или учись еще и еще, — говорили ей.

Лиля вернулась к магнитофону и попробовала другую тактику: слушать по одной — две фразы и повторять их про себя несколько раз, пока не поймет. Нудное занятие — включать, выключать, перекручивать… Магнитофон часто щелкал, и сосед по столу, смуглый мужчина лет тридцати, удивленно покосился на нее:

— У вас проблемы с магнитофоном?

— У меня проблемы с английским, — со вздохом шепнула Лиля.

— Вы, наверное, из России?

— Да. Что, легко догадаться?

— Я вижу, как всем русским трудно слушать лекции.

— А вы откуда?

— Я из Панамы. Знаете такую страну? Меня зовут Уолтер, — он протянул ей руку.

— Я Лиля, — ответила она на пожатие.

— Красивое имя. Вы какой доктор?

— Я была в Москве ортопедическим хирургом.

— Правда? Я тоже окончил резидентуру по ортопедической хирургии.

— Вы уже окончили резидентуру? Зачем же вы занимаетесь здесь?

— Я готовлюсь к экзамену board по специальности. Это самый сложный, последний экзамен.

Лиля подумала: «Господи! Есть еще какой-то экзамен по специальности!»

На этом их разговор закончился. Весь этот день Лиля провозилась с одной кассетой и не поменяла ее на следующую. Домой она пришла расстроенная своими бесплодными усилиями. Алеша крутился в фартуке у плиты, что-то подогревал, размешивал и, увидев Лилю, весело сказал:

— А я как раз только что приготовил свой первый в жизни обед.

Она недоверчиво улыбнулась и начала пробовать его стряпню:

— Алешка, как это вкусно!

Он был очень горд, засмеялся:

— Это потому что ты проголодалась. Говорят же, что голод — лучший повар.

— Нет, действительно вкусно.

— Ну, как тебе понравились занятия?

— Знаешь, там, оказывается, не живые лекции, а надо слушать записи.

— Да? И как тебе?

— Очень тяжело. Почти ничего сразу не понимаю.

Прошло больше двух недель упорного слушания, пока Лиля стала приблизительно понимать текст лекций. Все ее время теперь уходило на это. Алеша заготавливал большие сэндвичи и давал ей с собой термос с кофе на весь день. Совершенно одеревеневшая Лиля сидела в центре за столом целыми днями. Тысячи раз она заглядывала в англо — русский медицинский словарь, отчаивалась, кусала губы, иногда в отчаянии выходила в коридор. Там всегда стояли и вели бесконечные разговоры группки русских беженцев. Она уже знала всех, в беседах получала кое — какую полезную информацию и слегка расслаблялась.

Через четыре недели Лиля уже прослушивала в день по две кассеты и поражалась глубине и четкости изложения — никогда раньше она не слышала таких прекрасных лекций. В них было многое, что она забыла или вообще не проходила в годы учебы. Глыба всей этой информации совсем подавила ее: фактически ей, как и другим русским эмигрантам, пришлось заново изучать медицину. В конце лекции лектор разбирал, какой ответ из напечатанного в буклете правильный и почему. В этой части и был гвоздь всей подготовки.

Лиля сверяла свои ответы с данными в конце буклета. Сначала совпадало всего 20–30 %, потом она довела число совпадений до 40–45 %. Этого было недостаточно, но выше она не поднималась. Лиля понимала, что не сдаст экзамен с первого раза, но хотела освоить материал так, чтоб хотя бы понимать основы.

Каждый вечер расстроенная Лиля возвращалась домой на позднем автобусе, дома сразу открывала учебник, сверяла с текстом, что запомнила. Когда приходило время лечь в постель, она просила Алешу:

— Пожалуйста, не трогай меня сегодня, я совсем без сил. — А утром, словно оправдываясь, объясняла: — Ты не сердись на меня, Алешка. Ведь мне за курс обучения надо прослушать 500 лекций и проштудировать около шести тысяч вопросов и ответов по всем разделам медицины. Это такая глыба! Студенты в институте проходят это за четыре года, а нам приходится осваивать за год или два, чтобы сдать экзамен. И все на чужом языке, который мы знаем очень плохо.