Виктор Носатов - Фарьябский дневник

Армейская колонна ушла, оставив нас один на один с душманами.

Тщательно осматривая тянущийся вдоль дороги дувал, я приметил в нем небольшую промоину, которая расширялась к дороге, превращаясь в неглубокий овражек. Каким-то неведомым, внутренним чутьем ощутил исходящую оттуда опасность. Только хотел скомандовать водителю, чтобы тот отвел машину немного назад, как БТР сам, дернувшись, дал задний ход. И вовремя. Из овражка полыхнуло пламя, и прямо под передними колесами разорвалась граната.

– На месте не стоять, барражировать! – запоздало распорядился майор Снегирь.

Заговорил крупнокалиберный пулемет. Пули, подняв пыль у промоины, сделали свое дело. В воздух взлетела чалма, и на дорогу рухнул обезглавленный труп афганца. Рядом валялась искореженная труба гранатомета.

По опыту зная, что гранатометчика обычно прикрывают несколько боевиков, дал команду подъехать к промоине и закидать оставшееся за дувалом охранение гранатами. Грохнуло несколько взрывов, и в воздух вновь взлетела окровавленная чалма.

– Теперь уже точно все на небо вознеслись, – пошутил было кто-то из солдат, но никто не рассмеялся. Не до шуток было. Выжить бы в этом огненном аду.

Замершее над головой солнце пекло невыносимо. Броня накалилась так, что, казалось, попади на нее вода – зашипит.

Наводчик, ефрейтор Ермаков, среднего роста крепыш, как будто сросся с окуляром прицела, то и дело нажимая на кнопки автоспусков. Пот крупными грязными каплями стекал по его обнаженной спине.

Когда духота стала невыносимой, водитель, ефрейтор Останин, включил нагнетатели. Глухо заработали вентиляторы, прогоняя сухой, знойный воздух от кормы к носу машины. Стало легче дышать, собравшаяся на коже влага испарялась, приятно охлаждая тело.

А БТР в это время всячески маневрировал, не давая моджахедам вести прицельный огонь из гранатометов. Если от пуль и осколков броня защищала нас полностью, то прямого попадания кумулятивной гранаты было достаточно, чтобы уничтожить весь экипаж. Поэтому все внимание мы сосредоточили на дороге и ее окрестностях. Теперь все зависело от сноровки водителя, глазомера наводчика пулеметов и внимания десанта. А в чреве машины шла напряженная работа. Одни из бойцов вели огонь по появляющимся меж дувалов боевикам, другие, лихо вскрыв цинки, ловко и споро набивали патронами пулеметные ленты и магазины автоматов, третьи подавали снаряженные ленты и магазины по назначению.

Прошло не более десяти-пятнадцати минут, а казалось, что бой длится уже не один час, до того все эти минуты были насыщены многообразием увиденного и прочувствованного.

Внезапно захлебнулся пулемет. В машине стало тревожно тихо.

– Что случилось? – повернулся я к наводчику.

– Задержка! – виновато доложил ефрейтор и, не дожидаясь моей негативной реакции, начал копаться в башне.

В это время начальник штаба приказал приготовиться к прорыву. Нашему небольшому отряду предстояло на максимально возможной скорости выйти ко второй Киркинской ММГ, сопровождавшей колонну десантников от границы, и под ее прикрытием развернуться, чтобы потом так же быстро возвратиться к основным силам. Для этого заключительного маневра так не хватало главного калибра.

Небольшую передышку перед этим броском предоставили нам возвратившиеся с базы вертолеты. Летчики занялись обработкой сопок и близлежащих садов ракетами, внося в ряды душманов панику. Огонь с сопок несколько ослаб.

Понимая, что отсрочка эта недолгая, мы с надеждой смотрели на копошащегося в чреве пулемета Ермакова.

Бронзовое от загара тело ефрейтора лоснилось от пота, но он, не обращая ни на что внимания, обжигаясь о перегревшиеся части пулемета, сбивая в кровь руки, продолжал свое дело.

Прошли считанные минуты, и вскоре главный калибр заговорил как ни в чем не бывало, извещая боевиков, что он еще не раз попортит им шкуры.

Душманы, не выдержав ракетного налета, начали где поодиночке, а где группами пробираться в горы. С сопок огонь почти прекратился, в то время как гранатометчики свой натиск усилили. Некоторые из «охотников» выбегали чуть ли не к самой машине, и только быстрая реакция бойцов не позволяла им вести прицельную стрельбу.

Вскоре прозвучала команда «Вперед», и боевые машины, набирая скорость, помчались к заветному прикрытию. Дорога была основательно разбита прошедшей колонной, и автоматчикам приходилось всячески изощряться, чтобы на скорости вести бортовой огонь. В общем, несколько километров ухабистой дороги, пройденные с боем, закончились для нас без неожиданностей. Под прикрытием соседей мы быстро развернулись и, не останавливаясь, ринулись обратно, под стены крепости Ширинтагаб. Боевики, заметив наш маневр, усилили обстрел колонны, но бойцы были начеку.

Одну гранату мы чуть было не получили в корму. Она разорвалась в пыльном шлейфе.

Уже были видны передовые машины наших основных сил, когда вдруг резко сбавил ход бронетранспортер старшего лейтенанта Сергея Царевского.

В наушниках прозвучал его встревоженный голос:

– Дым в машине!

– Доедешь? – спросил я.

– Не смогу. Работает только один двигатель, да и то с перебоями.

– Будем толкать!

Механик-водитель сбавил скорость, подъехал впритык к вышедшей из строя машине. Поднатужившись, бронетранспортер начал понемногу толкать своего занедужившего собрата. Вскоре под прикрытием основных сил и вертолетов мы притащились к стенам глинобитной крепости, чуть было не угодив напоследок в огромную воронку, зиявшую посреди дороги.

«И здесь был бой», – подумал я тогда, осматривая еще дымящуюся рану на земле. Но, узнав истинную правду, ужаснулся. Оказывается, когда начался бой, командование запросило дополнительную поддержку с воздуха. Вертушки прибыли явно издалека и, не разобравшись в обстановке, чуть было не разбомбили нас. На месте воронки за несколько минут до разрыва бомбы стояла БМП технического замыкания под началом зампотеха, капитана Рукосуева. Что-то начальнику ММГ майору Калинину не понравилось в излишне растянувшейся колонне, и он приказал сократить дистанцию. И вовремя. Вот и не верь после этого в предначертания судьбы.

Не успели улечься страсти вокруг неожиданного «бомбового удара» со стороны армейских вертолетов поддержки, как поступило сообщение о том, что подбита боевая машина пехоты соседей. Одна из тех, что прикрывали наш маневр. Только к вечеру мы узнали, что погибли два человека, офицер и сержант.

Офицер – старший лейтенант Аркадий Волков, мой боевой друг и однокурсник по Алма-Атинскому пограничному училищу.

Никогда не сотрется из моей памяти образ худенького чернявого парня с глубоким задумчивым взглядом добрых голубых глаз. Накануне боя мы вместе с ним сидели за нехитрым полевым столом, пили за встречу, вспоминали курсантские годы, общих друзей и знакомых. Удивляло то спокойствие, с каким Аркадий рассказывал о боях и походах, в которых уже не один десяток раз побывала их ММГ. А ведь еще и года не прошло, после того как он приехал из ФРГ, где служил в охране советского торгового представительства. Помню, что в тот вечер нашей последней встречи он не улыбался, был сосредоточен и не в меру задумчив. Ему было о чем грустить, ведь он только-только начал обустраиваться на новом месте, получил хоть и не хоромы, но достаточно уютную квартирку. Лена, его жена, навела там уют. Жить бы им да жить, но уже был отдан приказ, посылавший его, как и многие тысячи других, в Афганистан. И вот Аркашки не стало. Кто теперь даст жене горячо любимого мужа, а сыну Сашке – отца?