Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI

Мадам Раванье написала это и подумала: «Если это так, то Грубиян неопасен, и я не нужна. Значит, следует похитрее забросить крючок. Граф должен ежемесячно мне платить, по крайней мере еще год». Она пишет дальше: «Ты прав. За два месяца бумагомарания Грубиян остыл. Очень хорошо, что ты дал ему время и возможность разрядиться. Но он одержимый, а ненормальные все опасны, они могут в любой момент выкинуть неожиданную штучку. Упускать его из вида никак нельзя. Я буду поддерживать с ним связь в Париже и свяжусь с кругами, на которые ты указал. Помни, твои интересы могут быть защищены, если ты вовремя будешь в курсе дела, а это я всегда обеспечу. Где имеется больной, там нужна и нянька, чего бы она ни стоила. Маленькая сторожевая собачка обойдется тебе недорого, я буду тебе служить верой и правдой».

Не подписываясь, мадам Раванье складывает листок, заклеивает конверт и пишет адрес некой мадам Кутюрье из Леопольдвилля. Эта особа заведует прачечной при дворце губернатора. Получив письмо, она передаст его мадам Дюпон, заведующей гардеробом его превосходительства, — эта старая дева уже более двадцати лет служит преданно, отличается строгой нравственностью, выполняя весьма охотно кое-какие доверительные поручения, особенно по женской части.

Ван Эгмонт был уверен, что граф Кабелль разразился бурей проклятий и затопал ногами, едва только с грохотом закрылась дверь за разбушевавшимся обличителем.

Хе-хе, не тут-то было!

После ухода художника граф несколько минут сидел совершенно неподвижно. Все услышанное было ему на руку, ван Эгмонт говорил искренне, ничего не скрывая. Он выложил решительно все, что знал. Ожидать от него двойной игры нет оснований. Нелепый чудак, вот и все. Он не в числе претендентов на нефть, несомненно. Опасность № 1 не существует. Оба служащие убиты, и опасность № 2 устранена. Брожение среди туземцев подоспело весьма кстати, будет возможность незаметно сменить персонал на данном участке линии — это удача № 3. Крэги из игры выбыл — это удача № 4, притом немаловажная. Все получилось само собой, без малейшего воздействия. Да здравствует законное течение событий! Граф тихонько засмеялся и довольно потер руки. Однако нужно немедленно позаботиться о дальнейшей судьбе двух человек — ван Эгмонта и этого миссионера. Как его, отца Доминика? Меры следует принять срочные и решительные.

Его превосходительство и сиятельство страдал сахарным диабетом и неврозом. Каждое душевное движение, требовавшее особенно энергичных действий, у него всегда сопровождалось необходимостью обращаться к сосуду, стоящему на изящном столике позади кресла. Так случилось и на этот раз. Насвистывая привычный мотивчик и лукаво улыбаясь, престарелый сановник выполнил необходимое, вымыл руки и энергично нажал кнопку. Черный слуга вышел, с благоговейным трепетом неся перед собой священный сосуд, а губернатор в ожидании личного секретаря выпрямился в кресле с видом генерала, победно скачущего на поле боя.

Спрятав серенькое письмо в сумочку, мадам Раванье потянулась, зевнула и через две открытые двери опять заметила плавательный бассейн. Скучно. Но пока бассейн — это лучшее, что есть.

Она снова опустилась в прохладную воду, легла на ступенях и закрыла глаза. Судно медленно покачивалось, и маленькие волны водоема деликатно прикасались к телу, как пальцы дорогой массажистки. «Капитана, — подумала дама, — нужно будет вызывать раза два в день. Пусть старый любитель сладкого платит. Но теперь у меня есть еще один кормилец: там, на следующей палубе, нелепый парень, он обеспечит мне существование на год, лишь бы только поднял побольше шума… Адреса? Органы безопасности — чепуха: нищие чиновники. “Боевые кресты” — заманчиво. В такой организации состоят лучшие люди Франции, богачи. С рекомендацией графа там можно неплохо устроиться. Своего идиота я легко найду среди них, это показывает опыт с графом Кабеллем».

Молодая женщина с отвращением вспомнила старика и его гравюры. Художник — это мужчина. Недурен, какие у него под рубашкой мощные мышцы, какие широкие плечи… Он мог бы быть сейчас вон там… Мадам Раванье томно приоткрыла глаза и посмотрела вдоль поверхности воды, потом на небесно-голубую облицовку бассейна и дальше через открытую дверь на освещенную мягким розовым светом широкую кровать. Но вокруг было пусто и тихо.

Скрипит пером где-нибудь на другом конце парохода и не вспомнит обо мне…

Мадам Раванье ошиблась вдвойне: во-первых, каюта ван Эгмонта находилась как раз под ее спальней, во-вторых, художник сидел у письменного стола перед листом чистой бумаги и думал именно о ней: странно, красивая дама с таким интересом говорит о его будущей книге и предстоящей борьбе. Граф и шлюха — первые слушатели. Очень странно…

Художник взглянул на зовущий лист бумаги и стал обдумывать новый рассказ о негре, который основывает политическую партию из семи человек. Рассказ должен показать трагическую обреченность первых негритянских интеллигентов — по существу, малокультурных и политически неподготовленных, но страстно мечтающих о свободе. «Как жаль, что я за эти месяцы не смог зайти к Лунунбе: это дало бы мне больше фактического материала для рассказа, — думал ван Эгмонт. — Но не беда. Что дало бы продолжение знакомства? Основное мне вполне ясно. Пусть он днем работает и ночью мечтает, а я тем временем напишу о нем рассказ, пронизанный сочувствием, мягкой иронией и грустью».

Человеческое ухо не может через пол слышать чужой разговор. Но если бы ван Эгмонт обладал такими способностями, то, без сомнения, не сходя со стула мог бы пополнить свой запас сведений о мсье Морисе Лунунбе, генеральном секретаре «Союза борьбы за освобождение Конго». Дело в том, что на следующей палубе, прямо под ногами художника, в двухместной и скромно обставленной каюте туристического класса на своих постелях расположились два духовных лица. Один из них, аббат Фульбер Нкото — негр. Он служил в церкви Святого Павла, выстроенной на окраине Лео-польдвилля специально для черных. Второй — наш старый знакомый — французский монах-миссионер отец Доминик.

Столица Бельгийского Конго, Леопольдвилль, отделена от столицы Французского Конго, Баззавилля, рекой, и добрый пастырь частенько переправлялся на бельгийский берег, потому что у него и там было много работы. Его святейшество папа с недавнего времени был обеспокоен ростом социального недовольства среди верующих туземцев. Безропотные массы, столетиями сохранявшие детскую чистоту веры, после войны стали проявлять греховный интерес к чисто земным вопросам. Конечно, это было знамением времени, результатом скопления в городах рабочих, оторванных от земли. Но ему должно противопоставить концентрацию всех сил церкви и усиление ее воспитательной работы: французские и бельгийские духовные власти получили предписание установить взаимный контакт и впредь работать сообща, делая упор на охват растущего рабочего населения обеих колоний и на использование при этом священнослужите-лей-туземцев. Так господин аббат встретился с преподобным отцом, а затем перст Божий свел их и в одной каюте.