Стефан Цвейг - Вчерашний мир. Воспоминания европейца
- Название:Вчерашний мир. Воспоминания европейца
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент «Аттикус»b7a005df-f0a9-102b-9810-fbae753fdc93
- Год:2015
- Город:М.
- ISBN:978-5-389-10262-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Стефан Цвейг - Вчерашний мир. Воспоминания европейца краткое содержание
«Вчерашний мир» – последняя книга Стефана Цвейга, исповедь-завещание знаменитого австрийского писателя, созданное в самый разгар Второй мировой войны в изгнании. Помимо широкой панорамы общественной и культурной жизни Европы первой половины ХХ века, читатель найдет в ней размышления автора о причинах и подоплеке грандиозной человеческой катастрофы, а также, несмотря ни на что, искреннюю надежду и веру в конечную победу разума, добра и гуманизма.
«Вчерашнему миру», названному Томасом Манном великой книгой, потребовались многие годы, прежде чем она достигла немецких читателей. Путь этой книги к русскому читателю оказался гораздо сложнее и занял в общей сложности пять десятилетий. В настоящем издании впервые на русском языке публикуется автобиография переводчика Геннадия Ефимовича Кагана «Вчерашний мир сегодня», увлекательная повесть о жизни, странным образом перекликающаяся с книгой Стефана Цвейга, над переводом которой Геннадий Ефимович работал не один год и еще больше времени пытался его опубликовать на территории СССР.
Вчерашний мир. Воспоминания европейца - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Можно представить себе мое облегчение и замешательство, которое я в тот момент испытал по отношению к Кривцову. Я ведь заподозрил его в самом скверном! Ужасно удручало понимание того, что система, в которой мы жили, незаметно деформировала естественные человеческие отношения, так что порой не распознать было даже будущего твоего друга. А ведь именно эта поездка в ГДР сблизила нас и подружила на целых десять лет, до самой смерти Владимира Николаевича – умного, доброго, порядочного человека, о котором я и сегодня вспоминаю с теплотой и благодарностью.
Восточный Берлин, этот состоящий из одной половины города кусочек Германии, с которым я непосредственно соприкоснулся впервые (моя первая в жизни зарубежная поездка), был для меня целым событием. Полугород, который заканчивался прямо в центре, у Бранденбургских ворот, за которыми начинался другой – западный – мир, только предчувствуемый позади бетонной стены, охраняемой вооруженными пограничниками. Германия, каковой она предстала передо мной, оставалась бы для меня чужой и непостижимой страной, если бы не язык, который меня с ней соединял. Язык Стефана Цвейга, Франца Верфеля и Томаса Манна, даже если этот язык на востоке не был свободен от деформаций – курьезных языковых образований социализма. Во время встреч с писателями ГДР, сотрудниками журнала «Новая немецкая литература» (такими как Ахим Рошер, литературный критик Вернер Лирш или публицист Хенрик Кайш), этого, разумеется, не чувствовалось.
Прежде всего Хенрик Кайш и его жена Тони, которые во времена фашизма были активными участниками французского Сопротивления, произвели на меня глубокое впечатление. После совместного посещения бывшего концентрационного лагеря Бухенвальд под Веймаром я за ужином у Кайшей впервые увидел на запястье Тони Кайш этот кошмарный номер, который выкалывали в гитлеровской Германии на коже узников, услышал рассказ о судьбах многих немцев, которые, несмотря на все их отличия, удручающим образом напомнили мне подобные судьбы близких или знакомых мне людей в Советском Союзе. Людей, которые, несмотря на все пережитые ими ужасы, сохранили душевное тепло и понимание другого человека, которое подчас проявлялось в жесте, на первый взгляд лишь пустяковом. Так, я навсегда запомнил, как Хенрик сунул мне конверт со словами: «Я знаю, как это бывает, когда оказываешься на чужбине. В чужих краях, чтобы немного свободно передвигаться, надо иметь хоть какие-то деньги».
Позднее я довольно часто бывал в ГДР и встречался там с разными писателями, с которыми связывали меня годы дружеские отношения. Это был, к примеру, к сожалению, рано умерший поэт Манфред Штройбель. Он жил в Дрездене, в этом чудовищно пострадавшем во время войны городе в живописной долине Эльбы, в котором некогда нашел временное прибежище Достоевский после своего бегства из Петербурга. Я еще и сегодня вижу себя в кабинете Манфреда Штройбеля окруженным произведениями графического искусства и потешными деревянными скульптурами. Слышу его мягкий тихий голос, так подходивший к его характеру, и снова вспоминаю одно из его стихотворений, которое он назвал «Ночное чтение» и посвятил Исааку Бабелю, имея в виду его небольшой рассказ «Голубь»:
Свет лампы плывет по лилейным страницам,
И я, обезумев, свидетель немой,
Слежу, как там, гдето в далекой станице,
Ребенка спасает боец молодой.
Мой брат Исаак, добрый красный защитник!
Сквозь кровь и невзгоды иду за тобой!
Штройбель любил канувшего в сталинском ГУЛАГе еврея Бабеля, как люблю его я. И нередко такие совпадения позволяют людям сблизиться. Нечто подобное испытал я с берлинским писателем Хассо Лаудоном, который, когда мы познакомились в Ленинграде, работал над романом о жизни Достоевского под названием «Вечный еретик».
Знакомство наше началось, между прочим, довольно оригинально. К этому времени (это был дополнительный приработок) я время от времени трудился для ленинградского Союза писателей в качестве переводчика-гида для гостей Союза, в основном писателей из ГДР. Я должен был забрать Хассо Лаудона, которого я еще не знал, из гостиницы «Европейская», ждал его в фойе гостиницы и очень удивился, увидев вокруг себя массу фоторепортеров ленинградских газет и журналов. А затем из лифта вышел Хассо Лаудон, но объективы камеры направились не на него, а на кого-то, кто шел за ним, – на человека в широкополой шляпе и больших солнцезащитных очках. Прессу интересовал не литератор (да и как иначе могло быть?), а рок-звезда из Англии Элтон Джон. Хассо Лаудону и мне было нелегко найти друг друга и познакомиться в этой толчее в фойе. Между нами в течение лет возникли и укрепились замечательные дружеские отношения со многими посещениями друг друга. И покровителем нашей дружбы явилась с самого начала литература – такие имена, как Пушкин, Гоголь, Достоевский, которых каждый из нас любил и почитал.
Есть один текст Хассо Лаудона, который он назвал «Мойка» и в котором он позволяет услышать предсмертный крик Пушкина. В этом тексте, исполненном любовью к моему городу, среди прочего сказано: «Не говори „Ленинград“ – говори „Петербург“. Когда в полночь стоишь на Мойке и видишь небо, освещенное солнцем, и вдруг ты слышишь крик – звучит как стенание, как завывание. Нет, это не животное. Это человеческий плач. Мойка кричит более ста пятидесяти лет каждую ночь. С тех пор как она вобрала его в себя, этот крик; с тех пор как он бесконечной секундой вибрировал между каменных стен канала… Не говори „Петербург“ – говори спокойно „Ленинград“. Он уже достаточно стар, чтобы жить с этим криком. С тех пор он слыхал много других, но этот один не перестает звучать. Каждую ночь он поднимается над Мойкой, и каждый день он становится новым словом: то Достоевским, то Блоком, то Маяковским, то Цветаевой. А иногда это Кафка или Гарсия Лорка. Мойка течет повсюду».
И вновь я делаю отступление и хочу упомянуть как минимум двух писателей из – тогда еще другой – Западной Германии. Оба они прибыли в Ленинград из западной части тогда еще разделенного Берлина. Одним из них был Клаус Штиллер, которого позднее я посетил в Западном Берлине. Я перевел его роман «Дневник викарного епископа» и припоминаю еще, что во время его посещения Москвы и Ленинграда (это была целая группа писателей из ФРГ) к нему в Москве был прикреплен сопровождающий. И этот сопровождающий не отходил от него ни на минуту. И нам, чтобы без помех поговорить друг с другом, пришлось прибегнуть к общеизвестной уловке: пригласить его, этого сопровождающего, в ресторан, где мы его основательно накачали. Минут через пятьдесят голова его уже лежала на столе, а мы обрели покой.
На особую ситуацию вокруг тогдашнего Берлина бросает весьма характерный свет другой эпизод, который я пережил не сам, разумеется, и про который мне позднее рассказал Штиллер. Во время очередного пребывания в Восточном Берлине я встретился с Клаусом (он специально приехал из Западного Берлина – повидать меня) и подарил ему книгу о художнике Леоне Баксте в моем переводе на немецкий язык, изданную ленинградским издательством «Аврора». Когда он возвращался в Западный Берлин, на пограничном пункте таможенник подозрительно уставился на книгу, и Штиллер объяснил ему, что это подарок советского переводчика этой книги, который, кстати сказать, перевел на русский язык и его роман. Тираж журнала «Нева», в котором вышел этот роман, был опубликован и составил один миллион восемьсот тысяч экземпляров, так что гэдээровскому пограничнику он выразил надежду, что его, западногерманского писателя Клауса Штиллера, книги вскоре, несомненно, переведут и на восточнонемецкий. Не думаю, что с чувством юмора у пограничника ГДР все было в порядке.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: