Константин Телегин - Войны несчитанные вёрсты

Новая работа, новые, огромного масштаба задачи, напряженная подготовка к наступлению на сильно укрепленную оборону противника без остатка поглощали силы и внимание. Признаюсь, что занятые согласованием различных направлений подготовки к штурму, мы как-то отвлеклись от размышлений о необычности условий, в которых жил, работал и боролся с иноземным нашествием сам город Сталинград - оставшееся там население, его поистине героический рабочий класс.

Приезд А. С. Чуянова, его информация о положении в городе, рассказ о людях и их делах явился для всех нас напоминанием о том, что кроме чисто военных забот есть еще заботы несколько иного свойства, вызванные обстоятельствами особого рода.

В городе, почти полностью разрушенном, в городе, на улицах и площадях которого почти круглосуточно шли бои или громыхали смертоносные разрывы артиллерийских снарядов и мин, беспрерывно атакуемые с воздуха, среди неугасающих пожаров сталинградцы продолжали (сейчас, наверное, трудно даже представить, как это удавалось) ремонтировать подбитые танки и артиллерийские орудия.

При всем этом, уплотняя до предела и без того практически безграничные рабочие дни, коллективы заводов находили возможности выделять людей для комплектования артиллерийских расчетов и танковых экипажей.

Помнится, что зима в тот год выдалась суровая, что особенно остро чувствовалось в разрушенном городе. Обкому партии, областным и городским партийным и советским органам приходилось проявлять все свое мастерство, изобретательность, способности и энергию для обеспечения повседневных нужд сражающегося города.

Как-то очень основательно запомнился мне этот разговор с Алексеем Семеновичем, а то первое знакомство положило начало нашим многолетним, уже послевоенным дружеским отношениям, которые на всем протяжении укреплялись простотой манеры общения и какой-то органической скромностью этого мужественного человека.

После окончания Сталинградской битвы наши пути-дороги на некоторое время разошлись, но после войны встречи возобновились, уже не по служебной надобности, а по товарищескому влечению...

В напряженные дни подготовки к наступлению в еще большей мере раскрылся недюжинный организаторский талант Сергея Федоровича Галаджева. Возвращаясь из ежедневных поездок в войска, мы в те дни встречались с ним, как правило, поздним вечером, а иногда и ночью. Чаще всего он приезжал с кем-нибудь из своих помощников - начальником оргинструкторского отдела полковником Н. С. Сергеевым или помощником по комсомолу майором (чуть позже - подполковником) Носачевым.

При некотором различии в возрасте и во внешности оба они отличались завидной, под стать своему руководителю, работоспособностью и отменным знанием положения в частях и соединениях фронта. Неудивительно, что все поручения по своей линии они выполняли с гарантированной надежностью, о чем не без гордости за своих подчиненных говорил мне Сергей Федорович. Их заботами руководство политорганов деятельностью партийных и комсомольских организаций частей и подразделений всегда находилось на уровне требований, ряды коммунистов и комсомольцев росли, партийная и комсомольская прослойки в войсках к началу наступления значительно увеличились.

Эти регулярные встречи, как и почти ежедневные выезды в войска, давали возможность постоянно быть в курсе всех событий политической жизни фронта, отбирать и внедрять в повседневную практику партполитработы все заслуживающее внимания и применения, давать политорганам рекомендации, точно соответствующие сложившейся обстановке.

...Почти всю ночь перед началом операции Военный совет в полном составе провел в домике М. С. Малинина.

Уже, казалось бы, несколько раз все проверено и перепроверено, все как будто шло по плану, однако, не скрою, тревогой полнились сердца: действительно ли все учтено? Чем ответит противник на наш первый удар?

Мы все отлично понимали, что любой замысел свою истинную ценность обретает только в испытании практикой. На войне все дается с боем, все трудно, все достигается ценой чрезвычайных умственных и физических усилий. И, увы, жертв...

Глядя в те минуты на представителя Ставки, на командующего, на его верных помощников, я без труда мог отгадать, о чем они думают, что их тревожит, и имел уже достаточно оснований для глубокой веры в их личную и коллективную способность найти нужное решение, если противник преподнесет какой-нибудь сюрприз.

В четыре часа утра, не отдохнув, кое-как перекусив, Н. Н. Воронов, К. К. Рокоссовский, В. И. Казаков, Г. Н. Орел и автор этих строк сели в свои видавшие виды "виллисы" и тронулись на передовой наблюдательный пункт командующего 65-й армией генерала П. И. Батова.

По пути обгоняли все еще прибывавшие части из резерва Ставки. Этим теперь предстояло вступить в бой-прямо с марша.

Над землей словно бы тяжело, неохотно поднимался морозный рассвет, по степи струилась холодная колючая поземка. Воздух потряхивало от далеких разрывов авиационных бомб в расположении противника - авиация дальнего действия и наши ночные бомбардировщики наносили удары по аэродромам, штабам, узлам связи, скоплениям живой силы и техники противника в районах Городище и Гумрак.

А на земле - будто все вымерло, хотя боевые порядки изготовившихся для наступления частей были уплотнены личным составом, артиллерией, гвардейскими минометами, танками. Впервые за всю войну я увидел такое внушительное количество выстроившихся в длинный ряд тяжелых реактивных минометов М-31.

Насыщенность направления главного удара войсками и боевой техникой буквально поражала воображение, рождала чувства гордости за нашу Родину, искренней благодарности героическим рабочему классу и колхозному крестьянству, сумевшим в невероятно трудных условиях одеть, накормить фронт и выковать для него оружие победы.

7 часов 50 минут. Выполнив боевую задачу, ушли на свои аэродромы наши самолеты. Командующий артиллерией 65-й армии полковник И. С. Бескин подал команду:

- Оперативно! Проверить часы!

И в 8 часов 05 минут - долгожданное "Огонь!".

После войны мне не раз доводилось читать описания залпов артиллерийского огня, и каждый раз я испытывал чувство досады по поводу разной степени несоответствия предмета его описанию. Потом самому однажды довелось предпринять такую попытку, признаюсь, до обиды неудачную.

И все же... Все же непередаваемо это ни словесно, ни письменно, поскольку самое пылкое воображение едва ли способно воссоздать сколько-нибудь зримый образ того, что сухо именуется массированным артогнем, артиллерийским наступлением. Это нужно пережить самому, это нужно ощутить, чтобы сохранить в памяти на всю оставшуюся жизнь.