Н. Елисеев - Николай II без ретуши

Из воспоминаний Георгия Ивановича Шавельского:

Нельзя оспаривать, что отношение и высшего командного состава, и офицерства к Ставке летом 1915 года было определенно недоброжелательным. Ставку винили во многом, ее считали виновницей многих наших неудач и несчастий. Но эти обвинения падали главным образом на генералов Янушкевича и Данилова, проносясь мимо великого князя. Престиж последнего и после всех несчастий на фронте оставался непоколебимым. Его военный талант по-прежнему не отвергался; сам он в глазах офицерства оставался рыцарем без страха и упрека. (…) Его имя везде произносили с уважением, почти с благоговением, часто с сожалением и состраданием, что все его усилия и таланты парализуются бездарностью его ближайших помощников, бездействием тыла – главным образом Петрограда, – нашей неподготовленностью к войне и разными неурядицами в области государственного управления. Смена Верховного, которому верили и которого любили, не могла бы приветствоваться даже в том случае, если бы его место заступил испытанный в военном деле вождь, государь же в военном деле представлял, по меньшей мере, неизвестную величину: его военные дарования и знания доселе ни в чем и нигде не проявлялись, его общий духовный уклад менее всего был подходящ для верховного военачальника. Надежда, что император Николай II вдруг станет Наполеоном, была равносильна ожиданию чуда. Все понимали, что государь и после принятия на себя звания Верховного останется тем, чем он доселе был: Верховным вождем армии, но не мозгом и волей армии. (…) Армия, таким образом, теряла любимого старого Верховного главнокомандующего и не приобретала нового.

Помимо этого, многие лучшие и наиболее серьезные начальники в армии по чисто государственным соображениям не приветствовали решения государя, считая, что теперь, в случае новых неудач на фронте, нападки и обвинения будут падать на самого государя, что может иметь роковые последствия и для него, и для государства.

Брусилов Алексей Алексеевич (31 августа (12 сентября) 1853, Тифлис – 17 марта 1926, Москва) – русский военачальник. Участник русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Генерал-адъютант (1915). Организатор удачного наступления русских войск на Юго-Западном фронте в 1916-м. Главный инспектор кавалерии РККА (1923). Из воспоминаний:

Николай II не умел добраться до души солдата, притянуть его сердце, возбудить его дух. Ни его физический внешний облик, ни манера говорить не возбуждали энтузиазма.

Из письма Александры Федоровны Николаю II от 23 августа 1915 года:

Еще одно слово en passant [24]. Муж Али вернулся и каждый раз высказывается против Брусилова, Келлер тоже, – ты собрал бы мнения и других о нем. Ставка отдала приказание, чтобы все офицеры с немецкими фамилиями, служащие в штабе, были отосланы в армию. Это касается и мужа Али, хотя Пистолькорс имя шведское, и у тебя вряд ли имеется более преданный слуга. По-моему, все опять неправильно сделано. Надо было бы, чтобы каждый генерал деликатно намекнул им вернуться в свои полки, так как им надо побывать на фронте. Все у нас делается так грубо!

Из воспоминаний Пьера Жильяра:

Мы вернулись в Ставку только 17 мая 1916. Царю пришлось оставаться там безвыездно долгое время. Через две недели после нашего приезда – 4 июня – армия генерала Брусилова начала наступление в Галиции. Оно закончилось полной победой русских войск, а в последующие дни они развили свой успех. Под давлением русского наступления австрийский фронт дрогнул и отодвинулся к Лембергу (Львову). Число пленных было огромно. Скоро положение австрийцев в районе Луцка стало критическим. Новости об этой прекрасной победе были с энтузиазмом восприняты в Ставке. Однако для царя это был последний повод для радости.

Из письма Николая II Александре Федоровне от 23 сентября 1916:

Подумай, женушка моя, не прийти ли тебе на помощь к муженьку, пока он отсутствует? Какая жалость, что ты не исполнила этой обязанности давно уже… Я не знаю более приятного чувства, как гордиться тобой, как гордился все эти последние месяцы, когда ты неустанно докучала мне, заклиная быть твердым и держаться своего мнения. Мы только что кончили играть в домино, как я получил через Алексеева телеграмму от командующего фронтом Иванова, сообщавшего, что сегодня наша 11‑я армия в Галиции атаковала две германские дивизии… с тем результатом, что было взято свыше 150 офицеров и 1500 солдат, 30 орудий и много пулеметов…

Да, действительно тебе надо быть моими глазами и ушами там, в столице, пока мне приходится сидеть здесь… На твоей обязанности лежит поддерживать согласие и единение среди министров – этим ты принесешь огромную пользу мне и нашей стране! О, бесценное солнышко, я так счастлив, что ты наконец нашла себе подходящее дело! Теперь я, конечно, буду спокоен и не буду мучиться по крайней мере о внутренних делах.

Из писем Александры Федоровны Николаю II 1916 года:

Не забудь перед заседанием министров подержать в руке образок и несколько раз расчесать волосы Его (Распутина. – Н. Е. ) гребнем. (…) Я твердо верю в слова нашего Друга, что слава твоего царствования еще впереди. Всякий раз, когда ты наперекор желаниям кого бы то ни было упорствуешь в своем решении, мы видим его хороший результат….Ты властелин, а не какой-нибудь Гучков, Щербатов, Кривошеин, Николай III (как некоторые осмеливаются называть Н.)….Они – ничто, а ты – всё, помазанник Божий! (…)

Гучков очень болен, желаю ему отправиться на тот свет ради блага твоего и всей России – поэтому мое желание не греховно….Милый, подумал ли ты серьезно о Штюрмере. Я понимаю, что стоит рискнуть немецкой фамилией, так как мне известно, какой он верный человек… и он хорошо будет работать с новыми энергичными министрами.

Наш Друг очень просит, чтобы ты не назначал Макарова министром внутренних дел. (…) Наш Друг просит тебя сделать распоряжение о том, чтобы не повышали цен за трамвайный проезд в городе – сейчас вместо 5 коп. приходится платить 10 коп. Это несправедливо по отношению к бедному народу – пусть облагают богатых, но не тех, которым приходится ежедневно, притом неоднократно, ездить в трамвае. (…)

Я уверена, что, если тебе бы удалось убедить французское правительство отозвать командующего французскими войсками на Салоникском фронте Серайля (это мое личное мнение), – там сразу бы все успокоилось. (…)

Я больше уже ни капли не стесняюсь и не боюсь министров и говорю по-русски с быстротой водопада!!! И они имеют любезность не смеяться над моими ошибками. Они видят, что я полна энергии и передаю тебе все, что слышу и вижу, что я твоя опора, очень твердая опора в тылу. (…)

Ангел мой! Вчера мы обедали с нашим Другом у Ани (Вырубовой. – Н. Е. )….Друг умоляет тебя быть твердым и властным… Как давно уже многие люди говорили мне все то же: «Россия любит кнут!» Это в их натуре – нежная любовь, а затем железная рука, карающая и направляющая. Как бы я желала влить свою волю в твои жилы! Пресвятая Дева над тобой, за тобой, с тобой! Помни чудо – видение нашего Друга! (…)