Вячеслав Пальман - Кольцо Сатаны. Часть 2. Гонимые

В Берелехе, где большая ремонтная база и столовая, уже в поздний час Сергей с шофером поели холодной, давно сваренной кеты, выпили чай. Мотор не глушили, забрались в кабину: до Сусумана — рукой подать.

— Ночуешь у меня? — предложил Морозов.

— Не-е… Мне к утру быть в Аркагале. Ты покажи, где живешь, чтобы найти, если придется мимо ехать.

За мостиком через ручей остановились. Над долиной светилось бледно-зеленое безоблачное небо, подкрашенное на востоке жиденькой малиновой полоской. Скоро рассвет. Вышли из кабины, постояли. Воздух был холодный, ядреный. Ветки лиственниц приспустились из-за обильной росы. Метрах в трехстах тускло светилось стекло на теплицах. В нетронутой зелени напротив чернел домик.

— Вот в том домике я живу. Придешь на агробазу, спросишь меня.

Ну, будь! Непыльной дороги!

С трудом разминая моги, Морозов пошел к дому, постучал в окно. Орочко вскочил, закашлялся, открыл дверь.

— Наконец-то! Долго ты там. Рассказывай.

— Потом, потом… — Сергей лениво раздевался. — Никакого «ЧП» не случилось?

— Трактор вчера провалился.

— Куда провалился? Где?

— Прямо на поле. Около дороги на Челбанью. Там такая низинка… К вечеру вытащили. Тракторист живой, но испугался до немоты. Понимаешь, под огородом оказалась ледяная линза. Она успела вытаять, а почва с турнепсом осталась, только прогнулась. «Универсал» с культиватором по этой крыше и пошел. И рухнул. Труба чуть выглядывала. Ну, воды, конечно, хоть отбавляй. Бригада близко работала, вытащили мужика, Хорошев пригнал ЧТЗ, срыли одну сторону, выволокли тракторишко. Я завтра буду просматривать всю целину, нет ли там просадок. Этот, из НКВД, как его? Ну, Тришкин, примчался на «эмке», допрашивал, почему аварию допустили. Я ему сказал почему: пути Господни неисповедимы. Тем более, на этой неведомой земле, которую мы в пашню превратили. Все-то им надо, к каждой бочке затычка.

— Не в первый раз. Бдительность и еще раз бдительность! Теперь придется объяснительную писать. Дело… Как Александр Федорович?

— Трудно ему без тебя. Все спрашивал — когда вернешься. Он от зари до зари на ногах. Я как-то походил с ним с самого утра и до вечера.

Удивительно, как умело он настраивает на работу людей, как подымает дух человеческий. Потому что сам любит дело и другим старается внушить эту любовь. И как противен ему дух подозрительности, который постоянно исходит от местного райотдела НКВД — прежде всего там, где возникает что-то новое, интересное. Сами того не понимая, Тришкин и его команда выходят «на охоту» за каждым чем-то выделяющимся человеком, вольным или заключенным, только потому, что любые поиски кажутся им опасным явлением, способным поколебать нынешний строй жизни: «от и до, никуда дальше».

Эта мысль давно не давала покоя Морозову; испытал давление и на себе, понимал, что Тришкин не оставит его в покое, как и Хорошева. И все-таки не собирался стать таким — «от и до» — исполнителем приказов. Противно.

Совхоз разрастался. Строили третий тепличный блок. Нашлись мастера в лагере, которым поручили создать большой засольный цех для квашения капусты — со всей возможной механизацией. В любой новизне агрономы находили удовлетворение, выход инициативе, работа в совхозе имела целью улучшить питание в поселках и лагерях, пусть не всем, пусть не до конца, но все же…

Опять удалось привлечь к работе двух ученых со страшными буквами — статьями Особого совещания — и наладить изыскания на новых землях. Ведь «ЧП» с трактором могло повториться и на нови, только что освоенной совхозом. Опять поставили палатку на старом месте, ученые жили в ней круглые сутки, вели таблицы изменения температур — на разных глубинах, в разных местах. Они обнаружили еще два очага чистого льда, погребенного под наносами. И одним этим оправдали свои обязанности и свой хлеб.

При обходе полей Хорошев привел капитана Сапатова к одной из раскопанных ледяных линз и сказал:

— Здесь можно утопить три трактора. Видите, какая глубина?

— Кто нашел? — строго спросил начальник совхоза и приоткрыл рот, как всегда в неожиданных ситуациях.

— Наши ученые, которых взяли из последнего этапа. Знатоки земли.

Он заглянул в палатку, задал несколько вопросов, увидел бедный скарб, истощенные лица двух зеков и, кажется, что-то в его душе стронулось. Ничего не сказал, но на другой день их вызвали в лагерь и там выдали белье, новые бушлаты, одеяла и кое-какие продукты. Даже сапоги. В Севвостлаге сапогами пользовались только охранники и привилегированные блатари.

Вот тогда Морозов и сказал этим ученым:

— Готовьте свою палатку для зимовки в ней. Раз начальник раздобрился, мы поверили в возможность составить годовой цикл почвенной температуры и водного баланса на огородах. Словом, утепляйте, как можно. И о лагере пока забудьте.

Едва ли не через месяц, уже по холодам, к этой утепленной палатке, конечно, в ночное время, прибыл майор Тришкин и три его опричника. Они подняли ученых, приказали одеться, обыскали, перевернули всю палатку и безо всяких разговоров отправили их в камеру тюрьмы при райотделе НКВД. Там им учинили допрос — кто и почему освободил их от предписанного режима, тут же переодели в тряпье и с угрозой дополнительного срока отправили под конвоем в пересыльный лагерь за рекой. Оттуда была одна дорога — на прииск.

Хорошев и Морозов пришли к зданию управления задолго до появления начальства, ждали в подъезде. Первым подъехал Нагорнов и, увидев агрономов, заулыбался: только вчера генерал Комаров в разговоре с ним похвалил подполковника за дела совхозные. По этой причине Нагорнов был в состоянии несколько благодушном и встретил посетителей по-дружески.

— Раненько вы, товарищи агрономы. Ну, пошли…

Через несколько минут, выслушав жалобу Хорошева, разозленный самоуправством майора, он схватил телефонную трубку и, начав с елейных слов о здоровье майора, вдруг обрушил на него такой отборный мат, что агрономы потупились, опустив глаза. Властный чекист на том конце провода услышал, что совхоз исполняет приказ генерала Комарова и самого комиссара Никишова о получении продуктов на месте, а он, муд-дак, ставит совхозу палки в колеса. «Тебе лишь бы инструкция, статья-срок, тебе в башку не придет, что надо использовать знания людей для нашего деда, а за огурцами присылаешь, будто в свой огород…». Тришкин оправдывался, но Нагорнов привык, чтобы его слушали и отвечали: «есть!». Он заявил майору о его несоответствии, о чем и доложит начальнику секретно-политического отдела, и вообще «кто хочет работать со мной, тот должен советоваться и получать добро, не то…».

— Немедленно исправь свою дурацкую ошибку. Люди эти нужны совхозу и никакие твои доводы, понял?..