Вячеслав Пальман - Кольцо Сатаны. Часть 2. Гонимые

Утром, за те несколько секунд, когда глаза еще закрыты, а мозг уже пробудился для работы мысли, он вспомнил прежде всего о делах, которые надо решить. Сейчас идти на вахту и там дать задание бригадам, сказать, какой инструмент потребуется и как его подготовить. Потом сходить к реке Челбанья, взять почвенные пробы и отправить их на Колымскую опытную станцию; написать заявку на устройство рельсовой бороны, сделать чертеж, чтобы заместитель начальника управления Кораблин дал заводу указание делать срочно — до зимы остаются считанные недели. Ну, и поискать в лагерной картотеке специалистов для более глубокого исследования почвы, как это делалось на Дукче.

И он проворно стал одеваться. Орочко уже не было. Сергей стоя пил морковный чай, хлеб и сахар у них был; жевал, а сам думал, что прежде всего требуется купить часы. Кто знает, сколько сейчас времени?..

Через мостик молчаливой гурьбой прошли тепличницы с конвоиром, который и на мостике считал их в десятый раз. Затрещал, заработал движок, качающий воду в чаны, где ее подогревают. Работа, работа…

Жажда осмысленной деятельности — прекрасное чувство, оно является не по приказу, а по какому-то прирожденному желанию трудиться, как потребность души и тела, которую приказ, понуждение способны только убить, что и делалось в лагерях. Но теперь-то, теперь?.. Неужели за три года сумеречная пелена успела изменить, затемнить его сознание, или вчерашнее — всего только ядовитая отрыжка прошлого? Сейчас, уходя на работу, Морозов ощущал в себе прежнюю человеческую стать, желание все уметь, все успеть, все хотеть и все знать. Куда еще больше!

Раненный страхом, но не убитый. Раны эти зарастут в осознанном труде, в предвкушении всего доброго, что свойственно созидательному.

Верил, что так.

В совхозе «Сусуман» было где развернуться и поработать.

…С непонятным волнением, ощущая частое нервное сердцебиение, Сергей подымался на второй этаж Западного горнопромышленного управления к товарищу Кораблину, с которым чуть раньше разговаривал из своего кабинета капитан Салатов, разговаривал стоя, с телефонной трубкой, прижатой к уху, и с тем напряженным, полным осознания ответственности лицом, которое возникает у этой касты при общении с вышестоящим. После разговора начальник совхоза посмотрел на сидевшего у него агронома Морозова такими глазами, словно оценивал его возможности:

— Так вот, Кораблин хочет знать в деталях план по расширению совхоза от Хорошева или от тебя. Ждет в двенадцать тридцать. Бери документы, докладную и быстро в управление! Второй этаж. Постарайся объяснить коротко и толково. Дуй! Хорошева не нашли.

На втором этаже было тихо и торжественно, как в приемной у лечащего профессора. Ковер на полу от стены до стены, в две стороны высокие двери, у окон громадный стол, три телефона, на стене портреты Сталина и Берия в золотистых рамах, а за столом капитан, деловито и молча разбирающий бумаги.

— К Кораблину? — он поднял голову. — Морозов? Знаю. Сейчас доложу.

С бумагами в руках капитан скрылся за левой дверью, беззвучно закрыв ее за собой. Щеки у Сергея загорелись, он злился на себя, стараясь перебороть волнение, но ничего из этого не выходило, стоял, переминаясь с ноги на ногу, как в ожидании судилища.

Капитан вышел, оставив дверь открытой. Кивнул:

— Заходи.

Там была вторая дверь, Сергей приоткрыл ее:

— Можно?

И увидел перед собой породистое лицо с двумя подбородками, лицо пожилого человека с седыми висками, в отглаженном шевиотовом костюме, при галстуке. Кораблин внимательно осмотрел Сергея, шагнул к нему и вдруг подал руку. Значит, не чекист, тотчас подумал Сергей, осторожно пожал эту руку с чувством благодарности. «Или не знает, что я бывший зек?», — вдруг подумал он, а хозяин кабинета уже зашел за стол, сел и сказал:

— Садитесь. Дело у нас неотложное, есть указание комиссара Дальстроя о совхозах.

И приготовился слушать. Морозов, не отводя глаз, начал без предисловий:

— Примерно двадцать гектаров мы признали годными под первое освоение, это при простом осмотре, без отбора и анализа образцов.

И положил на стол план угодий, указав, где и сколько можно освоить под пашню, добавив:

— Но если мы хотим, чтобы новые земли дали урожай уже на будущий год, надо приступать к разработке немедленно. А для этого… И осекся, не понимая, почему начальник улыбается, и улыбка его совсем не служебная, а просто человеческая.

— Сколько сидели и где? — как-то даже весело спросил Кораблин.

И, выслушав, сказал:

— Считайте, вам повезло, очень даже повезло, Морозов. Вижу, что не утратили интереса к жизни. Явление не частое. Берегите свой рабочий азарт, набирайтесь опыта. Здесь и сегодня, и завтра будут цениться такие специалисты. Замах у вас с Хорошевым, прямо скажу, невелик, эта осторожность, конечно, от Хорошева. Надо удвоить, по меньшей мере удвоить, площадь огородов, вот каким мы видим первый шаг. Это и государственная задача, и наша общая обязанность, вы лучше меня знаете, чем и как кормят в лагере, к чему это приводит. Все шестьдесят тысяч у нас сидят на перловке и куске хлеба; цинга, пеллагра, инвалидные городки переполнены. Вы кое-что можете сделать для сохранения людей, по-нашему — рабочей силы. С вашим-то молодым азартом… Будем говорить на первый раз о сорока гектарах. Что нужно для этого?

И едва они склонились над бумагами, принесенными Морозовым, как дверь кабинета распахнулась, моложавый человек, по чину подполковник-интендант НКВД шагнул в кабинет, мгновенно, с ног до головы, оглядел Морозова, не поздоровался, спросил Кораблина:

— Это что, из совхоза?

— Новый агроном. Ему поручено освоение земель.

— Молод. Откуда у него опыт и знания? Впрочем, это мы сами определим. А что это за рогатка?

И ткнул пальцем в чертеж рельсовой бороны.

— Вот, просят сделать два таких сооружения. — Кораблин положил бумагу поближе к начальнику управления.

— Объясни, — теперь подполковник прямо и жестко смотрел на Морозова. Глаза его — чуть навыкате, светлые, жестокие глаза без заметных ресниц, требовательно, не мигая, смотрели на Сергея.

Морозов объяснил: три бревна, десять кусков рельс, жесткое крепление, прицеп…

— Только и всего? — удивился подполковник.

— Но срок, срок! — кажется, Кораблин хотел подлить масла в огонь. — Я полагаю, что не более десятка дней.

— И того меньше, раз надо, — начальник схватил телефонную трубку: — Завод! Начальника или главного инженера! Быстро! — и, ожидая, еще раз оглядел стоявшего Морозова.

— Из каких краев прибыл?

— Из рязанских…

— «У нас в Рязани грибы с глазами»… — И тут же спросил в трубку: — Ты, Аверьянов? Здравствуй, Нагорнов. Еще бы не узнал, по десять раз на день перезваниваемся по твоей милости. Так вот, срочное задание: сделать бороны для совхоза. Ты помнишь, какой разгоняй устроил Павлов, а потом и Никишов своему заму, генералу Комарову за плохое снабжение? Я устрою тебе почище, если через семь дней — ты записал? — через семь, не увижу заказ совхоза исполненным. Лето короткое, надо успеть расковырять много земли, ты понял? Чертежи? Сейчас к тебе приедет агроном и все покажет. Жди, он у меня, через четверть часа принимай.