Алек Эпштейн - Художник Оскар Рабин. Запечатленная судьба

В «Советском писателе» О.Я. Рабин оформил книги Тамары Александровны Жирмунской «Забота», Владислава Ивановича Фатьянова «Сохрани весну» и Владимира Григорьевича Гордейчева (1930—1995) «Узлы», вышедшие в 1968—1969 годах. Судьбы авторов сложились по-разному: у Т.А. Жирмунской это была вторая книга, у В.И. Фатьянова – третья, В.Г. Гордейчев же печатался чаще и был в то время председателем Воронежского отделения Союза писателей РСФСР. В.И. Фатьянов и В.Г. Гордейчев всю жизнь прожили в России, тогда как Т.А. Жирмунская и ее супруг, киносценарист и режиссер П.С. Сиркес, с 1999 года живут в Мюнхене. Творчество этих поэтов различается как тематикой, так и стилистикой. Насколько можно судить, О.Я. Рабин не был знаком с авторами, книги которых он оформлял, для него, как и для большинства художников, стремившихся к свободе творчества и стесненных рамками чужих произведений, эта работа была «проходной». О.Я. Рабин рассказывал, что «опытный иллюстратор мог оформить такую книжку за три-четыре дня», он же «переделывал макет за макетом», без конца отбрасывая варианты, казавшиеся ему неудачными, и поэтому «провозился около месяца» 137. Но несмотря на то что работа достойно оплачивалась (за оформление каждой книги платили 200—300 рублей), радости она не доставляла: хотелось писать и выставлять свои работы; в рецензиях на оформленные О.Я. Рабиным поэтические сборники его имя не упоминалось, так что труд оставался совершенно незамеченным.

Проблема состояла в том, что независимым живописцам и скульпторам, не состоявшим в Союзе художников, было негде выставлять свои работы. Не имея доступа к музеям и галереям, группа художников направила письмо в Моссовет, в котором сообщалось о намерении устроить «показ картин» на московском пустыре 15 сентября 1974 года с двенадцати до двух часов дня. «Мы искали такое место для выставки, чтобы ни милиция, ни кто другой не могли придраться или обвинить нас в том, что мы помешаем пешеходам. Поэтому был выбран пустырь. В какой дурной голове партийных, КГБ‐шных или милицейских чиновников возникла идея давить картины бульдозерами, нам не докладывали», – рассказывал Оскар Рабин спустя тридцать лет 138.

Титульный лист и суперобложка сборника стихов Тамары Жирмунской «Забота», оформленные Оскаром Рабиным (Москва: Советский писатель, 1968)

Суперобложка сборника стихов Владислава Фатьянова «Сохрани весну», оформленная Оскаром Рабиным (Москва: Советский писатель, 1968)

Суперобложка сборника стихов Владимира Гордейчева «Узлы», оформленная Оскаром Рабиным (Москва: Советский писатель, 1969)

Валентин Воробьев утверждал, что «план выставки “на открытом воздухе” составили молодые и никому не известные художники, работавшие парой, – Виталий Комар и Александр Меламид. Летом 1974 года они поделились своими мыслями с математиком Виктором Тупицыным, ювелиром Игорем Мастерковым и Сашей Рабиным, сыном нелегального живописца Оскара Рабина. Математик Тупицын сказал друзьям: “Молодость – отличная вещь, но нам нужен опытный знаменосец, известный за границей человек! Все решили, что надо уговорить Оскара Рабина”» 139. Ему исполнилось тогда 46 лет, и он уже воспринимался как лидер «другого искусства». Хотя его творческая манера очень своеобразна, прямых последователей, учеников или эпигонов у художника ни тогда, ни позднее не было. «Рабин был лидером неофициальных художников Москвы, единственным лидером, который мог сплотить всех», – подчеркивал А.Д. Глезер 140. Виталий Комар, приглашенный В.И. Воробьевым в качестве одного из двух организаторов, вспоминает об этом иначе: «Я помню, мы сидели у Оскара Рабина после того, как однажды милиция разогнала наш перформанс в квартирной выставке. В основном, мы делали выставки в квартирах, на кухне вели философские беседы, они заменяли дискуссионные клубы. Это была попытка выйти из квартиры, из кухни, из этих кухонных диссидентских разговоров инакомыслящих. И я, помню, сказал Оскару, что читал в каком-то журнале, по-моему, журнал “Польша”, о том, что польские художники делают регулярно выставки в парках и что это довольно распространено. Конечно, я не был организатором этой выставки, потому что Оскар Рабин был гораздо опытнее и старше и умел говорить с бюрократией» 141. Супруга же художника Э.А. Штейнберга, искусствовед Г.И. Маневич, выразила мнение о том, что «в данной экзистенциальной ситуации как художник проявился только Оскар, остальные участники просто к нему примкнули» 142.

В.И. Воробьев писал, что «первые зачинщики предприятия отлично знали, что для такого дела необходимы громкие имена подполья: Лев Кропивницкий, Эрнст Неизвестный, Илья Кабаков, Лев Нуссберг – но они один за другим уклонялись от идеи, исходившей от молодых авантюристов»; по его словам, Борис Петрович Свешников сразу отказался от предложения принять участие в вернисаже на открытом воздухе 143. Пренебрег приглашением и Олег Целков, хотя Оскар Рабин звал и его: «Я не пошел принципиально, – говорил он спустя тридцать лет Юрию Коваленко. – Я считал ее акцией не художественной, а политической. Это не значит, что Оскар сделал плохо, а я хорошо – просто мой темперамент другой» 144. В подготовке акции и ее обсуждении участвовали не только сами художники, но и их друзья, к советам которых они часто прислушивались. В частности, благодаря фотографу Игорю Анатольевичу Пальмину оказались запечатленными многие из уникальных моментов истории второй волны русского нонконформизма, а инженер Леонид Прохорович Талочкин (1936—2002) собрал прекрасную коллекцию работ художников-нонконформистов, на базе которой при Российском государственном гуманитарном университете был создан музей «Другое искусство» (в нем экспонируются и две работы О.Я. Рабина: «Оптимистический пейзаж» 1959 года и «Пьяная кукла» 1972 года).

По свидетельству В.И. Воробьева, изначально возникшая идея организовать вернисаж на Красной площади была отвергнута 145. В книге «Три жизни», подготовленной на основании бесед с О.Я. Рабиным, об этом не упоминается. «Никаких особо мудрых замыслов у нас не было, – добавлял О.Я. Рабин в интервью, которое дал 35 лет спустя после описываемых событий. – Было просто желание выставить свои картины, жить как художник, а не как техник на железной дороге – так приходилось жить мне, или, в лучшем случае, иллюстратор детских книг, как многие другие. Зная нашу родную советскую власть, мы были готовы абсолютно ко всему – что нас разгонят, арестуют, осудят. И это так бы и произошло, если бы не другое время: советской власти было очень важно, как отреагирует Запад, а на выставке было много иностранных журналистов, дипломатов, которых мы позвали, зная, что другой защиты у нас не будет. И поскольку этим иностранцам тоже досталось, они особенно возмущались. Одно дело, когда нам, советским людям, морду бьют – мы к этому привычные. А вот когда американскому корреспонденту тыкали его же камерой в физиономию и зуб выбили…» 146