Роми Шнайдер - Я, Роми Шнайдер. Дневник

Я сегодня получила заманчивое предложение. Директор прославленного Бургтеатра Ротт предложил у него играть! Я получила бы главную роль, может быть, даже в пьесе Пристли!

4 ноября 1955 года

Мы обдумали это предложение. Для Бургтеатра я ещё не готова. Конечно, я была бы невероятно рада там играть. Но, скорее всего, переоценила бы свои силы и торжественно загремела под фанфары и литавры. Мне теперь семнадцать. В семнадцать лет совсем не обязательно играть главные роли в Бургтеатре. Через пару лет уже не будет никаких сомнений, вот тогда я и сыграю.

Есть ещё особенно радостный сюрприз: один журнал провёл читательский опрос насчёт «самого любимого немецкого артиста». Результат меня просто убил. Я там стою на втором месте, сразу после Марии Шелл и перед Рут Лейверик!

Уму непостижимо! Если бы мне об этом кто-нибудь сказал два года назад, то я бы заподозрила, что этот кто-то или влюбился, или спятил.

5 ноября 1955 года

Напоследок мы снимали сцену свадьбы. Для меня сшили подвенечное платье. Не платье, а мечта! Вот в таком же я хотела бы танцевать на своей собственной свадьбе!

8 ноября 1955 года

Вот мы и дома. Вена чудесная, она лучше Кёльна. Но дом есть дом. Он для меня всегда один и тот же. Теперь у меня отпуск. Скоро Рождество, потом Новый год, время летит. Я бы, конечно, была счастлива немножко расслабиться. Но всё же уже начала носиться с мыслями о новом фильме. Почему никогда не бываешь доволен тем, что имеешь?

12 ноября 1955 года

Голова раскалывается так, что глазам я своим не верю. От страха, что перед ними вдруг появятся несколько маленьких белых мышек и будут танцевать на ковре возле моей постели. Хорошо, что у меня есть кот. Если мышки и вправду возникнут, я его позову, пусть поохотится и сожрёт их.

Вчера начался карнавал. В Кёльне это важное событие. В ресторанах Дэдди он идёт вовсю. Мы с мамой были в «Кайзерхофе» на празднике «Одиннадцатое одиннадцатого» [7] 11 ноября, день начала «пятого времени года» — карнавального сезона. . Поскольку я немножко выпила, то вспоминаю всё только теперь. Вчера мне всё казалось ясным и само собой разумеющимся. Ладно ещё, что похмелье боится воды, — полью свою голову ледяной водой. Наверняка поможет!

22 ноября 1955 года

Дэдди исполнилось пятьдесят лет. Был грандиозный праздник с сотнями гостей. Всякие уважаемые персоны: Макс Шмелинг, Анни Ондра, Гарри Герман Шпитц, Йоахим Фуксбергер, фабриканты шампанского Хенкель и Хаслахер и ещё много других. Дэдди получил так много подарков, что должен был освободить под них целую комнату.

23 ноября 1955 года

Я сделала огромную глупость. Вчера вечером я легкомысленно пообещала дать журналу «Дойче Иллюстрирте» свой дневник. Наверно, опять выпила слишком много лимонада. Лимонад по-прежнему действует на меня как шампанское. Стоит мне выпить стакан, как я делаюсь весёлой и легкомысленной. Вот если бы я вообще не вела дневник, тогда бы его сейчас никто не мог опубликовать. Или мне им сказать, что первые тетради я запрятала где-то в шкафу в Берхтесгадене и не знаю теперь, где их искать?

24 ноября 1955 года

Я его не дам. Я сейчас ещё раз перечитала, что я там писала, и нашла всё глупым и скучным. Да это никого не интересует! Лучше я его вообще сожгу, иначе опозорюсь навечно.

10 января 1956 года

Честно, я сижу уже полчаса и не позволяю себе что-нибудь записать. Ну вот, дневник я не сожгла. Во-первых, было жаль всего этого труда, во-вторых, уж если дал слово — держись.

И теперь каждый понедельник я дрожа открываю «Дойче Иллюстрирте» и читаю, что я там наплела. Признаюсь: иногда мне стыдно.

Несколько страниц я сделала нечитаемыми — слава Богу! Или они были слишком плохие, чтобы представить, что они хоть кому-нибудь интересны, или там рассказывалось о чём-то уж совсем личном, — но теперь мне не приходится обижаться, что я это сделала, правда?

Однако я получила уже кучу писем от читателей «Дойче» и должна сказать, что была не совсем права: некоторым из них «Дневник семнадцатилетней» понравился, и это меня радует.

Теперь я должна дописать, что ещё случилось в последнее время. Попытаюсь. Хотя посмотришь на записи — и видишь: я понимаю в писании как свинья в апельсинах.

В декабре мы были в Париже. Вечером поужинали в ресторане Дэдди «Ателье», а в девять уже был наш поезд.

Париж. Кто его знает, согласится со мной: это великолепный город. Эйфелева башня, Триумфальная арка, Лувр. Не знаешь, с чего начать. Самое сильное моё впечатление — от прекрасного устройства города. Широкие улицы, движение отрегулировано образцово — и никаких трамваев!

Трамваи портят любой город и перекрывают движение. В Париже от них отказались уже двадцать лет назад. У нас в то время никто не пришёл бы к этой идее.

В Париже ездят автобусами и метро. Метро — это подземка, правда, некрасивая и грязная, но зато неслыханно быстрая...

Боюсь, у меня получится слишком подробно. В трёх словах — это было чудесно.

Одной из крупнейших французских ежедневных газет, «Фигаро», я показалась настолько важной особой, что она сделала со мной интервью, прямо в редакции. На следующий день фото и текст стояли на первой странице!

А теперь — гвоздь программы: Луис Бунюэль, известный французский кинорежиссёр из Мехико, пожелал непременно снять меня в главной роли своего фильма «Смерть в этом саду». К сожалению, мы не могли дать согласие, иначе весь мой график пришлось бы изменить, а это слишком трудно. Но всё-таки само предложение — это уже успех!

Но ничем не замутнённого счастья не бывает. Мама потеряла в ресторане на Елисейских полях свою великолепную бриллиантовую брошь. Мы заметили это только на улице, тотчас же вернулись — стол, где мы сидели, уже был занят.

Там сидел Али Хан с двумя друзьями. Мы искали вместе. Но брошь исчезла. Я рассердилась и расстроилась за маму. Даже то, что я была коронована как «Королева вечера» в ресторане «Ля Табль дю Руа», не вернуло нам хорошего настроения. Слава Богу, брошь была застрахована. И через три недели мама получила деньги за неё.

Да, и ещё одно большое событие, о котором мне нужно рассказать, — это премьера «Зисси» в Мюнхене. Мне ещё вспомнилось, что случилось в поезде, когда я ехала из Вены в Дюссельдорф на премьеру «Последнего человека». До Франкфурта я ехала в спальном вагоне. Потом мне пришлось пересесть, потому что спальный вагон отцепили. Теперь в моём купе сидел только один старый симпатичный господин. Он приветливо меня разглядывал. Потом предложил мне сигарету. Я отказалась. Тогда он протянул мне газеты. Я отказалась. Наконец он пригласил меня в вагон-ресторан, завтракать. Есть мне хотелось. Но я же не могла... В общем, я опять отказалась.