Евгений Сапиро - Трактат об удаче (воспоминания и размышления)

Увы, далеко не всегда нейтралитет в положении меж двух огней заканчивается таким цивилизованным результатом. Практика первых трех пятилеток «демократической» и рыночной (без кавычек) новой России, показала, что многие, если не большинство, ее российских политиков и бизнесменов исходят из ленинского посыла первых лет революции: «Кто не с нами – тот против нас» [186]. В соответствии с этим лозунгом после своего прихода к власти они без тени сожаления расстаются с порядочными и профессиональными «уклонистами». Чаще всего, в ущерб делу.

Замечу, что под перекрестный огонь можно попасть не только тогда, когда перестрелку ведут вышестоящие или равные тебе по статусу люди. Очень часто конфликтующие подчиненные обращаются к авторитетному руководителю как к арбитру. Мой немалый опыт в этой сфере оптимизма не внушает. Примерно в четверти случаев после попытки примирить стороны или после вынесения собственного «приговора» я терял в лучшем случае одного, а то и двух своих давних приверженцев.

Описывая в этой книге те или иные казусы, довольно часто я осмеливаюсь дать свои рекомендации по выходу из кризисной ситуации. По отношению к ситуации меж двух огней , как говорится, ничем помочь не могу. Могу лишь пожелать, чтобы в подобных случаях вы оказались подальше от электродов.

Не знаю, остались ли в профессиональном лексиконе современных металлургов-прокатчиков эти термины сегодня. Но, когда я полвека назад приступил к выполнению обязанностей мастера на сортопрокатном стане «550», то обнаружил, что предпоследний калибр, через который проходит полоса, прежде чем стать уголком, швеллером или балкой, называется «предфор-калибр», а последний – «фор-калибр». В институте нас этому не учили.

Не учили и тому, что конфликт может возникнуть не только от корысти, зависти или бескультурья, но и на основе вполне благородных явлений.

Обсуждая все более сложные источники возникновения конфликтов, на стадиях их «прокатки» через «предфор» и «фор-калибры» нашего повествования мы неминуемо встретимся с этой странной разновидностью.

Своей авторской властью я удостоил статуса «предфор-калибра» такую причину конфликта, как различия в менталитете конфликтующих сторон.

Отнесение этой причины к разряду «благородных» накладывает на нас определенные ограничения. Говоря о менталитете, мы «выводим за скобки» экстремизм всех мастей, а под конфликтующими сторонами подразумеваем только людей со здоровой психикой.

Несмотря на обильно подмоченную репутацию политиков, ответственно заявляю, что и среди них имеются люди с благородными целями. Только одни из них считают, что путь к этим целям проходит слева, другие убеждены, что справа. Одни считают, что порядок возможен лишь при властной вертикали, а другие искренне убеждены, что только анархия – истинная мать порядка… Такой плюрализм присущ не только политикам. Экономисты спорят, что важнее: борьба с инфляцией или устойчивость национальной валюты. Среди военных не утихают дискуссии о пользе и вреде контрактной службы. Лично я являюсь убежденным поклонником ничем не закрашенной водки и солений, приятно сопровождающих ее употребление, а мой друг генерал Алексей Субботин предпочитает виски…

Наши различные предпочтения в отношении крепких напитков пока ни разу не привели к возникновению конфликтной ситуации. Хотя, теоретически, вероятность этого исключить нельзя. В остальных приведенных примерах и тысячах не приведенных (идеологических, технических, творческих, вкусовых и прочих) причин конфликтов хватает. И далеко не все они являются признаком соревнования умов, двигателями прогресса.

Бывает, что, не полыхая открытым пламенем, «менталитетные» конфликты постоянно тлеют, препятствуя взаимопониманию партнеров, объединению их усилий.

Примерно так происходило у меня при работе с Виктором Александровичем Петровым.

Обязан я ему многим. Именно он ввел меня во власть. Будучи жестким, авторитарным по характеру руководителем, тем не менее, доверил мне большую свободу действий. Да и чисто по-человечески относился нормально, уважительно.

Я платил ему взаимностью. Ценил его опыт, напористость, конкретность.

И, конечно, хорошее отношение ко мне.

В личном плане наши отношения «начальник – подчиненный» были близки к идеалу. Мы не были на равных. Но это обстоятельство я считаю положительным, уберегающим от фамильярности, от нарушения границы «дружбы» и «службы».

И все же в наших отношениях чего-то не хватало. Или, наоборот, существовала какая-то натянутость, периодически возникали почти не заметные со стороны внутренние барьеры.

В медицине существует термин «предынфарктное состояние». У нас, похоже, было «предконфликтное».

Причиной напряжения была диаметрально противоположная оценка перемен, происходящих в стране. Перемен, в которых, хотели мы того или нет, но обязаны были принимать самое активное участие. Я воспринимал эти перемены как давно ожидаемые, позитивные, необходимые. Виктор Александрович характеризовал все эти события одним из своих любимых слов: «Дурь!».

С такой оценкой многих частностей я был солидарен. Например, стремление подчинить президиуму областного совета исполнительную власть или вмешательство депутатов в текущую деятельность подразделений исполкома… А вот во мнениях по поводу вмешательства власти в ценообразование, в планирование объемов продукции, в тотальное распределение материальных ресурсов – в этом мы расходились.

Создалась странная ситуация. Всем появлявшимся нововведениям, вроде кооперативного движения, расширения самостоятельности предприятий во внеплановом (!) сбыте производимой ими продукции, первым зарубежным контактам, В. Петров не препятствовал. Особенно, если они были уже узаконены союзными или республиканскими нормативными актами. Но любая моя «рыночная» инициатива воспринималась им то ли с осторожностью, то ли со скепсисом. Сегодня могу сказать, что осторожность (да и скепсис) не были безосновательны. Но в «те романтические годы» это мной воспринималось как избыточный консерватизм. Со своей стороны, я не лучшим образом воспринимал «новации», в основе которых лежали старые, «планово-распорядительные» подходы.

Примером такой «новации» может служить создание уральской ассоциации «Конверсия», которая позднее была преобразована в «Большой Урал», в «Уральскую ассоциацию экономического взаимодействия» [187]. Большинство глав уральского региона были народными депутатами РСФСР. На одном из съездов в 1990 году «в кулуарах» ими было принято решение о координации усилий по такой актуальнейшей проблеме, как конверсия оборонной промышленности. Первый «большой сбор» решили провести в Челябинске. По какой-то причине В. Петров решил не ехать, делегировав меня. В последний момент коллеги его уговорили, так что мы поехали вместе. На меня это мероприятие произвело странное впечатление: собрались солидные люди, поставили себе актуальные задачи… при полном отсутствии у них реальных средств решения. На официальном заседании, соблюдая субординацию, я на эту тему «не возникал», а во время «отвального» застолья вопрос задал. Был он явно «не по чину» и «против шерсти». Как мне позднее говорил Эдуард Россель, по сути я был прав, а политически – нет. Я тогда еще не знал, что в политике принцип «наше дело прокукарекать, а дальше хоть не рассветай» далеко не бесполезный. Виктор Александрович внушения мне не сделал, но и одобрения не высказал.