Евгений Сапиро - Трактат об удаче (воспоминания и размышления)

В годы моего детства, юности офицерский корпус относился к элите страны. Мне нравилась офицерская форма, выправка, чеканный парадный строй… На школьной и институтской «военке», на курсантских сборах меня нисколько не раздражала строевая подготовка. Я с удовольствием, лихо («из кулака») козырял встречным офицерам. Гордился честно заработанными «пятерками» по вождению танка Т-34 и по стрельбе «с короткой остановки» не меньше, чем по «технологии прокатного производства». До сих пор при звуках военного оркестра я непроизвольно расплавляю плечи и сдерживаю себя, чтобы не «отпечатать» несколько шагов.

Но это внешнее, лирика.

Потом жизнь меня не раз сводила с военными: уволенными в запас по хрущевскому сокращению, командирами и замполитами частей, в которых я читал лекции, комдивами и начальниками военных училищ, дислоцированных в Пермской области в 1990–1997 годах, и даже с министром обороны. В Совете Федерации и в качестве главы Минрегионнаца тесно сотрудничал с руководителем Ингушетии генералом Р. Аушевым, в меньшей мере с красноярским губернатором А. Лебедем. Немало армейских «прикомандированных» и «запасников» служили в моем министерстве.

Я понимаю и даже знаю, что в армии служили и служат самые разные люди. Во время моей работы в Пермском университете одно время самой склочной была не какая-нибудь филологическая женская, а мужская, офицерская военная кафедра. Студенты «вышки» (Высшей школы экономики) года два назад гордо говорили:

– У нас преподаватели за сдачу экзаменов взятки не берут.

И после паузы:

– Разве что на военной кафедре.

Но мне повезло: подавляющее большинство из тех офицеров и генералов, с которыми я работал, не понизили в моих глазах рейтинг этой профессии.

Более высокая, при прочих равных условиях, оценка военного человека по сравнению с гражданским объяснялась уважением к тому многообразному качеству, что объединяется одним термином – «военная жилка». Это внутренняя и внешняя подтянутость, пунктуальность, требовательность, безотказность, образованность. И широкая душа. Именно такими я знал министра обороны маршала Игоря Сергеева, командующего округом генерала Анатолия Сергеева, «пермских» генералов Василия Горынцева, Анатолия Самойлова, Алексея Субботина…

С двумя последними я поддерживаю самые добрые отношения до сегодняшнего дня.

Мой аппарат в министерстве возглавлял подполковник запаса, ракетчик Николай Калинин. Благодаря ему и его коллегам, тоже старшим офицерам, я, десантировавшись в мае 1998 года на незнакомую мне московскую территорию, вскоре почувствовал себя как за каменой стеной.

Не раз, когда я признавался в своих симпатиях к военным, мои собеседники упрекали меня в юношеском романтизме, нежелании признать, что мои «протеже» в погонах по «коэффициенту грешности» недалеко ушли от гражданских.

Во многом они правы. Но все же…

До 1976 года наша семья жила в Перми на улице Героев Хасана, напротив ресторана «Сибирь» (сейчас в этом помещении отделение Сбербанка). Днем ресторан работал в режиме столовой, и я частенько заходил туда пообедать. Был конец августа 1967 года. Моим соседом по столу оказался подполковник из дивизии, расположенной неподалеку в Красных казармах. Уже принесли закуску, когда к нам подсел молодой человек со свежим вузовским «ромбиком». Когда официантка принесла нам с подполковником окрошку, молодой человек попытался сделать заказ. Не тут-то было! Порядки в советском общепите были суровые: «Обслужу этих, приму заказ», – внесла ясность официантка.

Парень был чуть-чуть навеселе. Этого «чуть-чуть» вполне хватило для того, чтобы высказать свое негодование. Но поскольку официантка удалилась, то в качестве громоотвода был избран военный.

– Товарищ подполковник, – обратился молодой человек, – почему у нас в стране везде бардак? Вот я окончил школу с медалью, был активным комсомольцем, считал, что все у нас в стране в порядке. Поступаю в институт. Сразу едем в колхоз, на картошку. И оказывается, товарищ подполковник, что в сельском хозяйстве у нас бардак! После четвертого курса производственная практика на заводе. Товарищ подполковник! У нас и в промышленности бардак! Ну, это ладно. Вот только возвратился из военных лагерей. Разрешите представиться: лейтенант запаса! Но, товарищ подполковник! В армии у нас тоже бардак! Почему? Вы мне можете это объяснить?

– Попытаюсь, – ответил подполковник. – Помните, что говорил товарищ Ленин о Красной Армии?

Свежеиспеченный лейтенант привел пару цитат.

– Хорошо, но я имел в виду другое высказывание: «Красная Армия – это дети рабочих и крестьян, одетые в солдатские шинели». А теперь к вам вопрос: если у родителей-рабочих – бардак, у родителей-крестьян – бардак, то куда он, этот бардак, денется после того, как их дети-охламоны наденут солдатские шинели?

Обращаю ваше внимание, что эти вопросы прозвучали 40 лет назад. Когда наша армия еще соответствовала словам песни – «непобедимая и легендарная». Кода и в армии, и в гражданском обществе память о больших, настоящих победах была свежа, а неловкость от «боевых эпизодов» на землях Чехословакии, южных экзотических стран, Афганистана, Чечни, южной Осетии была еще впереди.

«На нем зелена гимнастерка и яркий орден на груди. Зачем, зачем я повстречала его на жизненном пути»… Курсантские военные сборы. с. Бершеть, 1953 год

Вопросы, заданные подполковником из Красных казарм в далеком 1967 году, сегодня нисколько не потеряли своей злободневности. Они стали еще более острыми.

Прежде чем продолжить рассуждение на эту тему, оговорюсь. О промышленном производстве, о высшей школе и науке, о государственном управлении и политике я имею право говорить, опираясь на собственные представления. Я сам варился в этих котлах. Об армейских проблемах могу судить, лишь наблюдая их извне. Иногда визуально, иногда «по запаху». Последние годы, чаще всего, это был взгляд с парадного плаца.

И все же попытаюсь сформулировать свой ответ на вопросы товарища подполковника.

В истории нашей страны годы после Великой Отечественной войны считаются мирными. Но и в этот период тысячи военных проявляли героизм, одерживали победы на поле боя или на «поле сдерживания»… Казалось бы, вот он, повод для гордости! Но часто свой тяжелый и опасный ратный труд, собственные жизни они тратили на выполнение неблагодарных задач. И тратят поныне. Это не вина людей в погонах, это их беда. Боль у них возникает не только от пулевых или осколочных ранений. Ее причиной являются и завоеванные их кровью, но обесцененные политиками победы.