Евгений Сапиро - Трактат об удаче (воспоминания и размышления)

Мне не нравится казенный термин «военно-патриотическое воспитание». Но из-за отсутствия более душевного аналога придется воспользоваться им: общение с обитателями госпиталя № 5948 оказалось лично для меня и моих друзей по двору, по улице Академией этого воспитания. В этой Академии я досконально постиг систему воинских званий и правительственных (а не государственных, как теперь) наград. Я до сих пор помню, какой интерес вызвало появление в середине 1943 года первых солдат (а не красноармейцев) и офицеров (а не командиров), сверкавших «свежими» погонами.

Вам что-то говорит такая фраза: «У них у обоих Красного Знамени, но у Коли на винте»? Поясняю: оба наших героя награждены боевым орденом Красного Знамени. Но престиж Колиного ордена выше: «на винте» означает, что награждение состоялось в первые годы войны (или до войны), в период отступления, поражений. Это было время, когда награды были большой редкостью. Ордена «на планке» появились после 1943 года. Это были награды наступающей армии, армии-победительницы. Хотя и на этом этапе, как правило, они доставались их обладателям, в прямом и переносном смысле, большой кровью, но награжденных стало в разы больше.

На первый взгляд, все это внешнее, атрибутика, детали. Не соглашусь. Мы не только постигали название и иерархию наград и непосредственно от обладателей узнавали истинную их цену. Фронтовик фронтовику никогда не соврет. Может чуть приукрасить, но не более. И если писарь дивизии мог иметь несколько медалей «За взятие…», не приближаясь к линии фронта ближе чем на полсотни километров, то медаль «За отвагу» на его груди говорила о том, что автоматом ППШ он владел не хуже, чем пером.

В годы пребывания во власти мне приходилось подписывать и визировать наградные документы, я хорошо знаю эту кухню и разную цену одних и тех же наград. Мне не очень нравится, когда высокопоставленный экстремальный турист А. Чилингаров или С. Иванов, опустившись на дно Арктики или на лед Антарктиды, получают ту же государственную награду, что разработчик и испытатель подводного аппарата или пилот самолета. Но, тем не менее, это награждение системное, произведенное «до кучи» по всем понятному официальному алгоритму. Когда же я вижу солидных на вид людей, щедро награждающих друг друга ими же придуманными орденами, то первое, что приходит на ум – «ущербные».

И эта оценка идет еще от военных лет, от привитого в стенах госпитальной Академии искреннего уважения к обладателям настоящих наград и презрения или, в лучшем случае, жалости к любителям «цацек».

Я уже писал о своем увлечении спортом. В школе я не только бегал, но и играл за сборную города в баскетбол, за школу – в волейбол, имел третий разряд по стрельбе. До 1950 года значки спортивных разрядов были «видовые»: все значки третьего разряда – одинаковые по форме, внизу – зеленая полоса (второй разряд – синяя, первый – красная), а в центре значка – серебристый кружок с бегуном (баскетболистом, стрелком…). Пока я на своем школьном мундире носил значок ГТО и разрядный по бегу, отец ничего не говорил. Но однажды он застал меня за приготовлением к прикручиванию еще двух разрядных значков.

– Для тебя какой из них наиболее дорог? – спросил он. Я ткнул в «беговой» значок.

– Вот его и носи, а остальные цацки пусть лежат.

Кстати, мои коллеги по научному цеху в сфере производства научных «цацек» и коммерции на них в послеперестроечные годы явно перестарались. Немыслимое количество академий, соответственное число голов покупных или властных «академиков» [39]– это та же массовая ущербность.

А к настоящим наградам отношение у меня до сих пор святое. Когда я вижу человека с боевыми колодками на груди, когда бываю в Георгиевском зале Кремля или в залах храма Христа Спасителя, где увековечены герои далеких лет, я вытягиваюсь по стойке «смирно».

Самое важное: Академия госпиталя № 5948 воспитала во мне глубочайшее уважение к человеку, идущему под пули, к фронтовику, окопнику. Неважно, одарен он наградами или обойден ими. Всю свою последующую жизнь, при прочих равных условиях, я отдавал преференции фронтовикам. В том числе – когда принимал экзамены у своих студентов, прошедших Афганистан.

В «Стриптизе…» я выдал по полной, с указанием фамилий, большинству коллег, которые на разных этапах жизни вели себя по отношению ко мне, мягко говоря, непорядочно. Но было одно исключение. Оно касалось человека, который по этому признаку вне конкуренции должен проходить под номером один. Я его не «раскрыл» только потому, что он был фронтовиком.

С военных лет живет во мне еще одна тема. Она чуть-чуть тлеет где-то глубоко, но когда вдруг подует недобрый, несвежий ветер, может и полыхнуть.

Я уже писал, что мама во время войны была начальником медсанчасти военизированного строительного подразделения ОСМЧ-63, особой строительно-монтажной части. ОСМЧ были созданы в июле 1941 года на базе строительных трестов Наркомата строительства СССР (Наркомстроя). На эти части возлагалось выполнение срочных заданий правительства по сооружению предприятий оборонной промышленности, восстановлению пострадавших объектов, возведение оборонительных сооружений.

В положении об ОСМЧ говорилось, что наркому по строительству предоставлялось «право перебрасывать особые части с одних строек на другие, переводить в случае необходимости их личный состав на казарменное положение, обеспечивая рабочих бесплатным питанием».

По отношению к ОСМЧ-63 нарком таким правом воспользовался. Личный состав был на казарменном положении, рабочие были обеспечены бесплатным питанием… по нормам ГУЛАГа. Место действия в прессе называлось «трудовой фронт», действующие лица – «трудармейцы».

В Чусовом возводили они не слабые и по сегодняшним масштабам сооружения: доменную печь № 2, дуплекс-цех, вспомогательные объекты. Холод, голод, тяжелейшие условия труда. Для рядовых трудармейцев это был действительно фронт с тяжелейшими потерями.

Режим казарменного положения трудармейцев в ОСМЧ-63, видимо, был не очень жестким. В борьбе за выживание им было не до правил хорошего тона. Типичная зимняя картинка того времени: скорчившиеся от холода фигурки в изодранных шинелях выпрашивают еду или одежду у таких же голодных «местных».

Практически все публикации историков, в которых упоминаются ОСМЧ, посвящены теме репрессий немцев Поволжья. А я вот немцев в чусовском ОСМЧ не припоминаю. Хотя «пацанское», далеко не политкорректное восприятие национального вопроса должно было отразить их присутствие в нашем лексиконе.

Несмотря на то что значительную часть чусовских трудармейцев составляли мобилизованные из Западной Украины, мальчишки всех их называли «чугреями». Лет пятьдесят я ни разу не вспоминал этого слова, но когда повествование привело к этому сюжету, оно мгновенно выскочило из каких-то закоулков памяти, как новенькое. Кого обозначало это слово, ясно: тех самых несчастных, жалких людей.