Евгенией Сомов - Обыкновенная история в необыкновенной стране

В комнату вошел молодой лейтенант в голубых погонах КГБ.

— Вызовите ко мне старшего надзирателя и проведите назад заключенного.

У дверей он сказал мне еще:

— Вы должны оставаться в следственном изоляторе. Это сейчас в ваших же интересах.

Меня увели. Я понял, что критическое время уже наступило, и что та и другая сторона скоро начнут действовать.

Стемнело. Павел тоже оказался в изоляторе, и мы легли на нары с надеждой, что вот сейчас придет старший надзиратель и освободит бригадиров. Но события развернулись по-другому, как мы совсем и не ожидали.

Только потом мне рассказали, что происходило в то время, пока я был у Дашкевича. Сразу же после прихода бригад в зону Максимов, Паршин, Мосейчук и Гримак встретились для обсуждения обстановки. Все они для безопасности уже перешли в другие бараки. Во время этого совещания прибежал их связной и сообщил, что их уже искали в бараках надзиратели. Становилось совершенно ясно: дело идет об их аресте. Дашкевич вместо того, чтобы освободить бригадиров, решил арестовать всех остальных руководителей, надеясь сорвать забастовку. Поэтому решено было ее начать уже завтра с утра. Пошли срочные приготовления — бараки могли вот-вот запереть. Предупреждены были 18 бригадиров, написано еще одно заявление прокурору, объясняющее причины забастовки. Но украинцев это не удовлетворило, они заявили, что следует также взять в заложники и капитана Дашкевича. Захватить его ничего не стоило, так как он обычно вечером, еще до закрытия бараков, шел один внутри зоны к вахте. Максимов сразу же на это среагировал отрицательно. Это было не только аморально, но и провоцировало начальство на самые крутые меры. «Забастовка должна быть мирной, мы не должны пользоваться их методами». Но украинцы настаивали на своем.

В этот момент сообщили, что после допроса у Дашкевича меня вернули в изолятор. Значит, Дашкевич еще там и скоро пойдет к вахте. Украинцы заявили, что захват его является их «частным делом», которое они полностью берут на себя. На этом и разошлись.

Действительно, в этот вечер Дашкевич шел один без сопровождения надзирателя. Когда к нему подошли четыре украинских молодчика, он не оказал никакого сопротивления и послушно последовал с ними в барак. Все это произошло так незаметно, что надзиратель на вахте, регистрирующий его выход, решил, что он задержался в своем здании, а его помощник в здании был уверен, что он прошел уже вахту. Итак, капитан исчез, и через некоторое время были заперты все бараки.

Ночью от капитана потребовали, чтобы он написал приказ о немедленном освобождении бригадиров, что он охотно тут же и сделал.

Уже за полночь на вахту позвонила его жена, и только тогда стало ясно, что его ни там ни здесь нет. Началась паника. Открывать ночью все подряд бараки и искать его надзирателям не пришло в голову. Они предположили, что он просто как-то незаметно прошел через вахту и почему-то решил не идти домой. Но это уже семейное дело.

Лишь наутро, когда бараки были открыты, надзиратели бросились его искать. При этом кто-то передал им его записку. В этой записке он настаивал, что в «целях его личной безопасности» все арестованные бригадиры должны быть выпущены из карцера.

Утром к нам в изолятор вошли два надзирателя и скомандовали: «Выходи все!».

Проходя через вахту изолятора, я заметил там совершенно бледное лицо начальника режима Калинина. Для него наступали нелегкие времена. Бригадиры были уже освобождены.

Когда мы шли к себе в барак, то увидели, что Дашкевич уже свободен, стоит у дверей главной вахты и ждет развода: начнется ли теперь забастовка?

Главное требование наше было выполнено и под давлением Максимова украинцы согласились в этот день забастовку не начинать.

Однако события пошли совсем по другому сценарию. В ответ на похищение Дашкевича в наше отделение примчался на автомашине один из начальников Управления и взял ситуацию в свои руки. До начала развода оставались считанные минуты, когда все мы заметили, что к изолятору опять привели арестованных украинских бригадиров — это действовал приехавший начальник. Было ясно, что и нас всех вскоре найдут и пересажают. На обсуждение не оставалось времени. Комитет и украинцы срочно собрались, и решено было на аресты ответить забастовкой. Снова были вызваны бригадиры, трубач наш стал играть не «развод», а всеобщий сбор на площади. Его сигнал обескуражил всех в бараках, он звучал, как набат. Люди, приготовившиеся идти на работу, теперь выскакивали с удивленными лицами на площадь и начинали строиться по бригадам.

С вахты через репродукторы мы вдруг услышали незнакомый нам голос:

— Всем бригадам немедленно вернуться в свои бараки! За неподчинение буду строго наказывать.

Бригадиры же на площади кричали другое:

— Бригады, стройся за мной в колонну!

В зоне начался хаос: кто-то бежал из бараков строиться, кто-то, наоборот, шел назад в бараки. Однако сигнал трубы все время повторял одно и тоже: «Построиться на площади!».

Как видно, был также отдан приказ надзирателям запереть бараки с тем, чтобы разделить весь лагерь на «послушных» и «непослушных». Тогда с теми, кто остался на площади, легче будет справиться.

Я оказался в этот момент около Паршина и Мосейчука. Как только они заметили, что бараки хотят запирать, оба скомандовали своим группам «боевиков» бежать к дверям и не допустить, чтобы надзиратели их закрыли. Борьба переходила в новую фазу, в насильственную. Невооруженные надзиратели, увидев здоровенных парней у дверей бараков, бежали назад на вахту за новыми указаниями. А из бараков люди шли строиться.

Наконец, мы заметили, что в зоне никого, кроме нас, заключенных, нет. Это был какой-то новый ход начальства. Мы собрались все перед строившейся колонной, чтобы решить, что дальше делать. Прежде всего, на вахту было передано наше заявление о причинах забастовки. Но главное, нужно было предотвратить хаос и объяснить людям, что происходит.

Около четырех тысяч человек выстроились и ждали.

— Я скажу им, — выступил вперед Мосейчук, и все мы закивали головами.

Он медленно с поднятой рукой вышел в центр четырехугольника. Наступила тишина.

— Ребята! — обратился он к людям на чисто русском языке. — Вы помните, какое беззаконие творили с нами позавчера на площади. У нас лежит восемь человек тяжело раненных. Сегодня утром был отдан приказ арестовать опять всех бригадиров, для того, чтобы легче было расправиться со всеми остальными. Мы с вами не допустили этого и не допустили также, чтобы часть из вас заперли в бараках. Начальство и надзиратели покинули зону, и мы сейчас с вами здесь одни. Нам решать, что делать дальше. Мы потребовали прибытия прокурора, чтобы наказать виновных в избиении людей. Теперь мы с вами должны предотвратить хаос в зоне и до прибытия прокурора поддерживать порядок и нормальную жизнь. Обед для вас по полной норме готовится. Призываю всех соблюдать полный порядок и подчиняться во всем вашим бригадирам. Всем бригадирам, заведующим баней, складами и кухней подойти ко мне. А теперь все свободны!