Владимир Рекшан - Самый кайф (сборник)

Один мешок рублей забрал Васин, один я присвоил себе, с третьим мешком Джордж и Тихомиров отправились в Дом актера праздновать победу антиправительственной манифестации. Пока Джордж и Леня устраивали вакхические игры в княжеском дворце на Невском, я прослушал очередную лекцию о трезвой жизни по методу доктора Шичко в обществе «Оптималист». Жена решила отказаться от курения, а меня с братом Александром уговорила бросить пить. В определенном смысле мы с Александром уже достигли той точки, когда эти уговоры звучали уместно.

В красном уголке возле метро «Чернышевская» звучали приблизительно такие слова:

– Не вина это ваша – пьянство, алкоголизм, курение: это беда ваша! Каждый вечер в процессе занятий выкраивайте несколько минут для разговора со своими органами, своими болячками. После вы их запишете и сдадите мне. Вот вам пример такого разговора. Я его приведу с разрешения автора Ольги В.: «Дорогая моя больная печень! Я очень виновата перед тобой, что никогда не берегла, не заботилась о тебе, не задумывалась о тех нагрузках и перегрузках, которые ты испытала от моего неправедного образа жизни. Прости меня, родная. Я обязательно изменю все в своем образе жизни – перестану употреблять алкоголь и никотин, питаться жирно, обильно и смешанно. Обязательно помогу тебе очиститься от грязи и билирубиновых камней, которые бородавками облепили тебя…»

После таких слов я извинился пред печенью и не прикасался к алкоголю почти полгода, а затем нарезался до одеревенения с помощью Джона Леннона. Впрочем, это уже другая история, хотя история всегда одна и та же.

Лето девяносто второго года прошло двусмысленно. Пока папаша Ельцин крушил, мы создавали, рассчитывая, что рано или поздно «оковы тяжкие падут, темницы рухнут, и свобода нас встретит радостно у входа».

Встречаемся как-то с Джорджем, и тот говорит:

– Абсурд велик уже только тем, что он всегда другой. Он не повторяется, и мы не должны повторяться. Движение – это все.

– Вот и я говорю – движение! – подхватил я последнюю фразу Джорджа. – Народное джинсовое движение!

– Нет. – Анатолий Августович засомневался: – Надо подавать документы и регистрировать. И эти бюрократы все погубят.

– Кто сказал – надо? Наоборот! Ничего не надо регистрировать. Свободное волеизъявление граждан. Если какое-то количество человек объединяется без всякой цели, то это и есть то, что нужно, неизвестно что.

С такими словами поехали в Выборг. Теплое зеленое лето окружало нас. Ласковое синее небо. Щекотали близость границы и миражи северной архитектуры. Выборгские энтузиасты еще не догадывались о падении питерского Рок-клуба и пригласили на местный фестиваль некоторое количество вершков и корешков из числа клубной бюрократии. Прямо с платформы Николай Михайлов и Ольга Слободская отправились в местный буфет, а мы с Джорджем смеялись над ними с обвинительным уклоном: Джордж на время присоединился к методу Шичко, потому что джинсового кайфа нам и так хватало.

– У меня есть кусок ватмана, – втолковывал я Джорджу. – Любой желающий вступить в движение просто вписывает свою фамилию.

– Как же оно называется? Должно же движение как-то называться!

Мы бродили по Выборгу, сидели в зале Дома культуры и слушали неинтересные звуки местного разлива. В итоге мы придумали название.

– Транснациональный Джинсовый Конгресс!

– Точно! Как у Нельсона Манделы и Индиры Ганди.

– За один членский рубль человек становится конгрессменом.

– Всего за рубль?

– Да! И еще, Джордж, нам нужна всероссийская джинсовая газета.

– Ты что – Ленин?

– Heт! Хотя стоит разобраться. А ты, Джордж, вылитый Карл Маркс.

– Только без намеков!

– Как ты мог подумать! А я, чур, Энгельс.

– Тогда, выходит, Леня будет Лениным.

– В конце-то концов, ничего плохого в этом нет.

– Тем более что Ленин тоже носил рыжеватую бородку…

Кусок ватмана я все время носил с собой. Встречаю, например, выдающегося писателя Валерия Попова, человека не молодого, однако и не глупого, и говорю:

– Валерий Георгиевич, вы представляете себе новый российский флаг?

– С трудом, но представляю. Это который в полоску?

– В полоску. С одной стороны белая, с другой – красная. А между ними синяя. Белые с красными никогда не договорятся, если их не разделят синеджинсовые. Но в реальной жизни джинсовые еще не занимают положенной им трети. Так вы, Валерий Георгиевич, вступаете в наше народное движение?

– Вступаю. А что для вступления нужно?

– Для вступления следует вписать себя в кусок ватмана и сдать рубль.

Писатель вписал себя моментально, а вот рубль долго искал по карманам, нашел наконец, отдал не без сожаления.

Стали вступать в джинсовое движение музыканты. «Санкт-Петербург» полным составом. Виртуоз Ляпин. Случайно наткнулись с Джорджем на БГ, и тот вступил. Ватман у меня сохранился, и я смотрю сейчас на его потертую поверхность, перебираю фамилии: Старцев Саша (рок-журналист), девять работников тогдашней телепрограммы «О-ля-ля!», Сева Новгородцев (британский радиоведущий), Прохватилов – Селиверстов – Федоров (верхушка газеты «Петербургский литератор»), Андрей Измайлов (автор книги «Русский транзит»), Дмитрий Толстоба (классный поэт), Александр Кан (музыкальный критик), Виктор Топоров (злобный критик), Лейкин – Либабов – Кефт («Лицедеи»), Виктор Ращупкин (олимпийский чемпион по метанию диска), Коля Баранов (доктор химических наук), Шинкарев – Шагин – Голубев и другие «митьки», сексолог Лев Щеглов, холостяк Аркадий Спичка, много других известных и малоизвестных русских, немцев, американцев и одна француженка…

Вступали все, кому предлагалось, – никто не отказывался. Многие журналисты стали конгрессменами с удовольствием, и в дюжине газет фактически открылись джинсовые ячейки. За рекламу хорошего дела платить не надо! Каждое наше действо отмечалось питерской прессой.

На один из хеппенингов в ДК на Обводном канале приехала съемочная группа «Телекурьера» во главе с дамой Антоновой. Я только что сочинил «Гиперинфляционный рок», и «Телекурьер» нас снял. Джинсовая толпа подпевала. И Антонова вступила в движение, хотя, возможно, и не поняла – куда.

«Телекурьер» случился уже осенью девяносто второго, тогда демократия требовала убрать Ленина с денег. Вот текст тогдашней песни: