Иван Медведев - Петр I. Добрый или злой гений России

Петр не ожидал встретить столь многочисленную армию неприятеля, приказал отступать в поисках удобного места для создания укрепленной линии обороны. Но противник не дал ему такой возможности, пользуясь своим почти четырехкратным превосходством, наседал со всех сторон, после трехдневных боев прижал русскую армию к берегам Прута, окружив ее со всех сторон. Петр попал в ситуацию, в которой пребывал Карл XII под Полтавой, за исключением того, что против русских молдаване не вели партизанскую войну, и войска царя располагали достаточно мощной артиллерией. Поддавшись панике, Петр на некоторое время потерял самообладание, «как полоумный бегал взад и вперед по лагерю, бил себя в грудь и не мог выговорить ни слова. Большинство окружавших его думало, что с ним удар». Но отчаяние царя длилось недолго, обуздав эмоции, он сумел взять себя в руки, мужественно принял решение «или выиграть или умереть».

9 июля 1711 года за три часа до захода солнца лавина янычар [77], испуская дикие вопли, обрушилась на русскую армию. Встречный ураганный артиллерийский и ружейный огонь, почти в упор, охладил их воинственный пыл, «привел в замешательство и принудил к поспешному отступлению». Турецкие командиры «рубили саблями беглецов, старались остановить их и привести в порядок». Повторная атака янычар также не принесла им успеха. Дисциплинированные, хорошо обученные русские полки стояли насмерть – отступать им было некуда. В сражении Мехмед-паша потерял восемь тысяч солдат. Стойкость и воинское мастерство русских солдат ошеломили турок. Когда следующим утром визирь приказал возобновить наступление, янычары отказались идти в бой, заявили, что они «против огня московского стоять не могут», потребовали от командующего, чтобы он выполнил приказ султана – заключил с русскими мир, а не посылал их на убой. Янычары играли большую роль в политических интригах при константинопольском дворе, Мехмед-паше приходилось с ними считаться, чтобы не лишиться головы в обозримом будущем. Визирь приказал установить на господствующих высотах триста пушек и принялся методично расстреливать русскую армию без особого ущерба для себя.

Петр нес потери, находился в критической ситуации: скудное продовольствие на исходе, вода Прута недоступна – пушки противника простреливали берег реки. Окружение грозило гибелью от жажды. Царь опять упал духом, охваченный отчаянием удалился в палатку и никого к себе не допускал. Это был самый драматичный момент в жизни царя. Шереметев попросил Екатерину повлиять на государя, вывести его из состояния полной апатии, попытаться начать с турками переговоры о мире. Ей удалось привести Петра в чувство, вселить надежду, что не все еще потеряно.

К Мехмед-паше отправился парламентер. В отличие от царя визирь вовсе не считал положение русской армии критическим, расценил предложение о перемирии как некую военную хитрость противника, потому проигнорировал его. Шереметев послал второго парламентера с предупреждением, если «сия война не прекратиться возобновлением прежнего покоя… то мы готовы и к другому, и Бог взыщет то кровопролитие на том, кто тому причина…». Фельдмаршал дал понять, что русская армия готова идти на решительный прорыв…

Мехмед-паша медлил с ответом, обсуждал предложение русского командующего с приближенными. Воинственный крымский хан заклинал визиря не начинать никаких переговоров, а спустить на неверных его доблестную конницу. Напряжение в русском лагере достигло предела. Солдаты уже двое суток не спали, испытывали жажду и почти ничего не ели. Но они готовы были дорого продать свою жизнь. Петр отдал приказ приготовиться к генеральному сражению «никого не милуя и ни у кого не прося пощады». Заметив в русском лагере построение войск к атаке, Мехмед-паша понял, что Шереметев не блефует, поспешил известить его, что готов заключить перемирие на сорок восемь часов.

Вести переговоры с визирем царь поручил опытному дипломату Петру Павловичу Шафирову, сделавшему головокружительную карьеру. Умный, ловкий, он владел шестью языками, дослужился от рядового переводчика Посольского приказа до вице-канцлера, получил от австрийского императора титул барона. Царь предоставил ему самые широкие полномочия, составил инструкцию, в которой указывал «ежели подлинно будут говорить о мире, то ставь с ними на все, кроме шклафства» (рабства). Петр полагал, что Мехмед-паша будет отстаивать не только интересы Османской империи, но и Швеции, потому был готов вернуть как все завоеванное на юге, так и на севере, кроме Петербурга, взамен которого отдать Псков и иные русские владения, заведомо соглашался возложить польскую корону на Станислава Лещинского. Фактически царь шел на мир любой ценой.

Шафиров грамотно разыграл дипломатическую партию, не раскрывая своих карт, дождался, когда Мехмет-паша первым озвучит условия прекращения войны. Оказалось, что визирь вовсе и не собирался по большому счету отстаивать интересы Швеции. В ходе переговоров вице-канцлер добился со стороны России минимальных уступок: возвратить Османской империи все побережье Азовского моря, разрушить крепость на Днепре Каменный затон и передать ее пушки Турции, вывести войска из Польши и больше не вмешиваться в ее дела, не препятствовать возвращению шведского короля на родину. Для обеспечения гарантий условий выполнения договора в качестве аманатов [78]в Константинополь отправлялись сам Шафиров и сын фельдмаршала Шереметева.

12 июля 1711 года вице-канцлер России и визирь Османской империи подписали договор, в тот же день Петр ратифицировал его. «Итак, тот смертный пир сим кончился». Царь полагал, что сравнительно легко отделался: «Мое счастье в том, что я должен был получить сто палочных ударов, а получил только пятьдесят». Русская армия пустилась в обратный путь, все также страдая от голода и жажды. Истощенные почерневшие солдаты «лежали во множестве по дороге, и никто не мог помочь ближнему, так как у всех было поровну, то есть ничего…». В Прутском походе Петр лишился двадцати семи тысяч солдат, из них в бою погибли только пять тысяч, остальные – небоевые потери. Урок оказался суровым. Огромными жертвами, но царь добился главного – мира с Османской империей, развязал себе руки, чтобы завершить Северную войну.

Как только между Шафировым и Мехмет-пашой начались переговоры, представители Карла XII при ставке визиря известили о них короля, находившегося в Бендерах. Тот немедля вскочил в седло, после бешеной семнадцатичасовой скачки прибыл на Прут в турецкий лагерь, успев застать зрелище, как последние русские полки с развернутыми знаменами под барабанный бой уходили вверх по реке. В бешенстве Карл ворвался в шатер визиря, осыпал его упреками в том, что он заключил мир с Петром без его ведома, выпустил из клещей русскую армию, когда она находилась в полной его власти, следовало только удержать ее в блокаде еще несколько дней, чтобы добиться полной капитуляции царя с возвращением Швеции всех территорий в Прибалтике. Мехмет-паша резонно ответил, что поскольку Османская империя и Швеция не связаны союзным договором, он не обязан соблюдать шведские интересы, является слугою только благословенного султана, который уполномочил его заключить мир с Россией на приемлемых для Турции условиях, что и исполнено. Своим долгом Блистательная Порта считает только обеспечение безопасности короля как гостя в пределах империи и при возвращении домой, что отражено в договоре о мире, который русские не нарушат. Карл не унимался, потребовал у визиря тридцать тысяч воинов ислама, чтобы привести в османский лагерь русского царя на аркане. На что Мехмет-паша съязвил: шведский король уже использовал подобную возможность под Полтавой; если он желает, пусть атакует русских своими людьми, христианин не может командовать правоверными. В ярости Карл выбежал из палатки визиря, кинулся с уговорами к крымскому хану бросить в погоню за русскими татарскую конницу, но тот не осмелился ослушаться визиря.